А был ли мальчик? А есть ли море? В Архангельске прошли гастроли философского театра «Особняк»

Встреча с независимым театром из Санкт-Петербурга состоялась благодаря федеральной программе «Большие гастроли», которая в этом году впервые обратила внимание на «негосов».

Кай, Каюшка, горюшко…

30 марта «Особняк» показал золотомасочный спектакль Яны Туминой — лирический хоррор «Комната Герды» по мотивам сказки Ганса Христиана Андерсена «Снежная королева».

«Комната Герды» заставляет задаваться вопросом: « А был ли мальчик?». Выходила ли Герда из комнаты на поиски Кая? Или нет, но жалела о том всю жизнь? Или отправилась, но так и не нашла и не спасла? Или вовсе никакого Кая не было, а несчастная затворница, больная агорафобией, его придумала, как придумала и цветочницу, маленькую разбойницу, оленя, финку и лапландку?

Этот спектакль стал для актрисы Алисы Олейник уже пятой совместной работой с Яной Туминой.

— Я пришла к ней с конкретным желанием — сделать мультижанровый спектакль, чтобы в нём были куклы, движения, пластика, драматическая игра… — рассказала актриса. — Мы очень долго работали над этим спектаклем. Обычно с ней работаешь месяц-два, а тут мы на год растянули. У нас несколько раз менялась сценография. Всё начиналось со стола — вернее, с лестницы, которая превращается в стол, стола, который превращается в стул. Потом было восемь кубов, потому что в сказке восемь частей. Потом — целлофановые реки какие-то, свисающие с потолка. И уже потом, на последнем этапе, Яна сказала: «Давайте попробуем комнату». Мы сначала её сделали из картона. А потом позвали художника Николая Хамова и театра АХЕ, и он нам вместе с Кирой Камалетдиновой её построил.

Алису Олейник сама судьба привела в Архангельск: с нашим городом её связывают рукопожатия с Антоном Адасинским (несколько лет она была актрисой его театра Derevo), отцом-основателем «Лицедеев» Вячеславом Полуниным, Максимом Исаевым и Павлом Семченко из инженерного театра АХЕ, Илоной Маркаровой из «Театро ди Капуа» и Максимом Диденко. 

«Комната Герды» объединяет элементы театра кукол, предмета и даже теней, театра художника, драматического, пластического и инженерного театра. Мультижанровый характер «Комнате» во многом придала актёрская природа её обитательницы.

Комната стала не просто средой обитания, а огромной куклой в руках артиста Евгения Филимонова, полноценным действующим лицом — сумасшедшим, вздорным, иногда страшном, иногда ласковыми любящим. 

— У нас сначала была идея сделать моноспектакль, — пояснила актриса. — Но когда мы дошли до комнаты, стало очевидно, что это невозможно. Когда я на репетиции убегала за комнату, работала башмачками, потом забегала обратно, это уже какой-то абсурд был. Спектакль очень зависит от того, кто играет Комнату. Женя очень драматически работает с предметом.

Поют птицы, звенят колокольчики, маятник часов угрожающе раскачивается. В комнате, хоть и замкнутой, полно дверей и окошек, через которые возможен контакт с миром фантазий ли, памяти ли. Из одного такого оконца украдкой выглядывает роза. Нет, Кая нет под землёй. Но Герда обиженно ворчит: «Не хочу с тобой разговаривать!», — за что и получает розой, как розгой, по спине. Высокие отношения, как у старых супругов. Ближе к финалу роза почернеет, постареет.

Герда Алисы Олейник — и девочка, и сгорбленная старуха. Вначале её лицо покрыто белой хрупкой морщинистой маской. И даже после, когда Герда молодеет, когда Алиса Олейник распускает свои волшебные, кажется, тоже живые волосы, морщинистое лицо продолжает отражаться в зеркале. Комната тоже стара: вон, как скрипят половицы, когда Герда, бредёт по ним согнувшись в три погибели.

— Для меня история такая: она всю жизнь любила Кая, они жили вместе до ста лет, и он умер, — поделилась своим взглядом Алиса Олейник. — Такое часто бывает в старости: один уходит, один остаётся, у него начинается уже… Моя бабушка, например, не помнит, что дедушка умер: у неё он то чай только что с ней пил, то умер 20 лет назад. Для меня здесь старая Герда важнее, чем молодая. 

Снежная королева — безмолвная ледяная кукла-сосулька, которая плывёт под потолком, у её ног — маленький-маленький Кай. Она не обращает никакого внимания на Герду — только однажды резко оборачивается, пугая её, как раз в духе хоррора. Трафарет на створке одного из шкафчиков высвечивает на стене белый силуэт пропавшего.

Остальные персонажи сказки — воспоминания, проекции. Старушку-цветочницу, этого устрашающего божьего одуванчика в накрахмаленном чепце, актриса носит на себе, как сиамского близнеца. Так, что не сразу даже замечаешь, что старуха — кукла. Или совершенно по-елизаветински выглядит принцесса в горностаевом воротнике. «До чего же нехорошая разбойница им попалась!», — восклицает одноглазая девочка с перекошенным лицом. И осекается: «Это же, кажется, я». 

Или вот звучит: «Tervetuloa!» (то есть, «добро пожаловать!» по-фински), — и в комнате уже другая старуха — финка с обожжённым лицом. Вслед за финкой из одного шлюза появляется ещё один почти персонаж — вьюга, и очень «вещественная»: не россыпь белых конфетти, а водопад пухлых пенопластовых брусочков, сбивающих с ног, как чувство вины и отчаяния.

Но кто-то же там всё-таки есть, за пределами комнаты? Кто-то, кто так отчаянно тянет к Герде руку. Кто-то, до кого она почти дотягивается. Тот, к кому она, снова скрывшая лицо под хрупкой на вид, скорбной маской, пытается пробраться, взвалив на спину кусок стены с иглами-сосульками. Но не получается — слишком многое нужно взять с собой. Не унести. Да и сил уже нет. Под маской, расколовшейся на половинки — лицо, мокрое от слез. Остаётся слушать трели птиц и колокольчиков.

Во время очередной бури твоих истерик

31 марта комнату разобрали, но менее тесно на сцене не стало. Под софиты вышли другие затворники — мальчик с аутизмом Виктор (Алиса Олейник), его слепой дед (Дмитрий Поднозов) и их помощник по хозяству Борис (Анатолий Хропов) — герои экзистенциальной драмы Алексея Янковского «Машина едет к морю» по пьесе екатеринбургского драматурга, пишущего под псевдонимом Алекс фон Бьёрклунд. 

— Это вторая работа у меня в «Особняке», — рассказал Алексей Янковский. — Мы десять лет выбирали пьесу с Митей (Дмитрием Поднозовым, худруком театра, — ред.). Я им читал разные пьесы, и вот — их выбор. То, что вы увидели, сделали ребята. Я только помогал. Я не могу заставить артиста что-то сделать. Я могу только советовать. Потому что меня интересует личное волевое усилие актёра, как он продержится на скользком льду.

Если «Комната…» — это звуки и движения, то «Машина…» — томительная тишина и статика. Алиса Олейник сидит на низеньком стульчике, её волосы собраны, а одежда — гендерно нейтральна. Положив подушку на колени, она рисует, не говоря ни слова. Тишина, нарушаемая лишь чирканьем карандаша по бумаге, копит в зрителе недоумение и раздражение, чтобы довести его практически до той же эмоциональной точки, из которой в спектакль входит герой Дмитрия Поднозова — как выясняется, дед этого мальчика по имени Виктор.

Не понимать раздражает. Вот и старик раздражён и обижен — это чувствуется в интонациях и громкости пассивно-агрессивных вопросов к мальчику. Вопрос «Где ты, Виктор?» звучит парадоксально, потому что вот же он сидит. Но то «где», где потерян Виктор, находится не снаружи, а внутри него — но тоже очень далеко от понимания деда.

Между вопросами проходит, как минимум, по полминуты — напряжение копится. Зрители, которые так же, как дед, мало что понимают, как будто вместе со стариком пытаются добиться от Виктора ответа, дождаться от него реакции. 

Полукрик, на котором Дмитрий Поднозов отправляет в зал все реплики своего героя, — не от дурной злобы, а от одиночества. «У тебя свой мир», — почти выкрикивает он обиженно, повышая голос, будто общаясь с глухим. В этой попытке достучаться до Другого, понять, как Другой видит мир (особенно, когда сам его не видишь), очень много боли. Каждого ответа от Виктора приходится подождать, но тем он ценее.

Алиса Олейник мало-помалу начинает открывать зрителям своего персонажа, и уже становится понятно — это Другой, это человек с аутизмом. Даже в рисовании заметно характерное для детей с РАС стереотипное поведение, проявляющееся в зацикленности на одном занятии. Особенности речи и реакции, поведенческие паттерны, зависимость от ежедневных ритуалов («Тушо-о-о-ННая капуста!»), — их актриса передаёт очень правдоподобно.

— Я поклонница Любови Аркус, создательницы фильма «Антон тут рядом» и одноимённого фонда поддержки людей с аутизмом, — отметила Алиса Олейник. — Я периодически с ними общаюсь. Мне кажется, в каждом из нас есть аутизм. В актёрах его, по-моему, очень много. Мы в таких пограничных состояних находимся: то мы максимально открыты, то максимально закрыты. Поэтому я просто взяла то, что есть во мне, и увеличила это в разы.

Фоном звучит суровая готическая музыка — она была бы органична в «Гамлете», а здесь — чистый гротеск. Но бедная квартира слепого старика и его «странного» внука — тоже тюрьма.

И вырваться из неё, на самом деле, хотят все: и дед, и Виктор, и сосед Борис, который убеждает себя, что живёт полной жизнью. Оттого и хочется, чтобы машина ехала в морю. И неважно, кто будет за рулём. Хоть слепой старик. 

Виктор боится воды и утонуть в раковине, но тоже хочет ехать к морю. Как часто мы боимся и желаем одного и того же. В финале Виктор первым собирается (сам, сам собирается!) ехать, и Алиса Олейник распускает свои волосы: они тоже вырываются. Доедет ли эта троица до моря? И есть ли то море? Море для них? Вопрос.