Не пытайтесь повторить это дома! Театр АХЕ устроил дестрой в Архангельске

Без неудержимых выдумщиков и изобретателей, петербургских художников и перформеров из театра АХE, фестиваль, кажется, открываться уже не желает. В прошлом году театр играл на в Архангельске «инженерное шапито» «Пена дней» по мотивам романа Бориса Виана. Но «Плаг и плей 2» ближе к громовому барбекю — экстремальному музыкальному перформансу «Рёбра в рёбра», — которое накануне старта феста-2019 учинили сооснователь театра Павел Семченко и его друзья — танцовщик Владимир Варнава и контробасист Владимир Волков. Их роднит эстетизация хаоса и громокипящая хулиганская энергия разрушения.

Plag & play — это из компьютерного жаргона: «Врубил и работай», мол. Вот и трое перформеров — основатели театра АХЕ Максим Исаев, Павел Семченко и звукорежиссёр, композитор Денис Антонов — врубили наполную. Они определили жанр как «постиндустриальное кабаре», но действо больше напоминало некий абсолютно безбашенный краш-тест (или краш-театр!), серию рискованных опытов и экспериментов, которые по телевидению обычно сопровождаются предупреждениями «Не пытайтесь повторить это дома!». Как будто разрушители мифов с канала Discovery Адам Сэвидж и Джэми Хайнеман или отечественные обладатели «ОчУмелых ручек» Тимур Кизяков и Андрей Бахметьев ушли в разнос и устроили дебош.

Зрители уличного действа как будто оказались в лаборатории чокнутого профессора. Или художника. Ведь эксперимент, только творческий, а не физический или химический, — это плоть искусства. Один из перформеров — или Максим Исаев, или Павел Семченко — попеременно занимал место у стола с «реагентами», пробуя, что будет, если лампочку залить вином, баночку Red Bullʼa — взорвать, веник или пиджак — поджечь. При этом, масштаб разрушений рос по экспоненте: «сделать хотел грозу, а получил козу».

Все эти трюки Денис Антонов снимал на экшн-камеру, и все мельчайшие подробности опытов вперемешку с кинематографическими вставками со сладострастной скрупулёзностью транслировались на экран. 

Пока один перформер разносил лабораторию, другой писал импрессионисткую картину. Её потом весело и задорно продали с аукциона. Борьба разгорелась нешуточная, и ставки были высоки, но в итоге, как бы отчаянно архангелогородцы ни боролись, холст ушёл к коллегам-питерцам — артистам «Невидимого театра» — за пять тысяч рублей.

Бес разрушения живёт в каждом из нас. Бывает, держишь в руках бутылку вина или вазу, и на краешке сознания шевелится членовредительская шальная мысль: «А на сколько тысяч кусочков она разлетится? А много будет брызг?». Экспериментаторы из АХЕ использовали театр как средство безопасной сублимации своих разрушительных импульсов. 

Буквально — ударяя себя ножом в живот, подложили буханку хлеба. Своё любопытство — почти детское, как у шалопаев, начитавшихся вредных советов, — они утолили в неистовом импровизационном перформансе на грани провокации и предупреждения: «Огнеопасно!». И оказалось, что глядя на них, можно безопасно покормить своего беса разрушения — и ни одна буханка или лампочка при этом не пострадает.