Посёлок Кременная: жизнь под обстрелами — как рулетка

Знаете, что мгновенно выводит вас из обычного состояния и погружает в реальность боевых действий? Помимо ударов артиллерии, конечно? Это вес бронежилета и шлема. Как только мы надели на себя защитное снаряжение, мир поменялся. В нём чувствуешь себя уязвимее! Да, «броник» защитит от осколков жизненно-важные органы, но всерьез мозг воспринимать угрозу начинает именно в тот момент, когда тело чувствует на себе его вес. Это психологический рубикон.

Картина войны напрыгнула внезапно

Сели в машину и выдвинулись в сторону Кременной. От Новойдара ехать около часа. Ландшафт за окном резко меняется. После въезда в посёлок Счастье, мы видим на обочинах следы ожесточенных боев. Развороченный мост, который наспех восстановили новыми бетонными плитами, но без боковых ограждений. Разбитые взрывами дома частного сектора. Совершенно мертвый лес — сгоревший, выбитый осколками. Остовы автомобильных заправок. Многоэтажки с дырами в стенах, с вывороченными балконами и без единого стекла в окнах… Картина войны напрыгивает внезапно, и в машине повисает тишина, прерываемая только короткими комментариями нашего водителя и проводника на прифронтовую линию.

Мертвый лес по дороге в Кременную

— Вот здесь до сих пор живут люди! Представляете, не уезжают никак, — говорит он, виляя автомобилем по усеянной ямами от прилетов дороге. — Была такая история: отправили сюда волонтёров с продуктами. Они вернулись в шоке — так ведь не живет здесь никто, говорят. А я спрашиваю: вы сигналили? Кричали? Пришлось второй раз отправлять.

Действительно, с первого взгляда не поверишь, что до сих пор в этих руинах остается жизнь.

Мимо нас на высокой скорости проносится Северодонецк. Этот технологический моногород, выстроенный рядом с химическим предприятием «Азот», через реку от него брат близнец — Лисичанск. Северодонецк в апреле обстреливался жутко. Наш путь лежит дальше, почти на самую границу линии соприкосновения. Блок-посты встречаются все чаще и атмосфера здесь поменялась: лица у солдат хмурые, серьезные. Машину без специального пропуска и веских причин могут и завернуть. Наш «мультипаспорт» — связи волонтёрского центра и реальная гуманитарная цель.

После Северодонецка, на подъездах к Кременной, высаживаем на позициях военных в лесопосадке девушек из нашего экипажа. Как и говорил нам генерал гумантирных войск Юрий Мезинов, в опасные районы женщин он не берет.

В Северодонецке целых построек почти не осталось

Без священника — паникуют

Въезжаем в Кременную. Этот посёлок называют городом, и в лучшие годы здесь проживало около 20 тысяч человек. «Город» одноэтажный — в основном состоит из частных домов. Он до сих пор активно обстреливается украинской армией со стороны Красного Лимана. Магазины работают, на улицах видим даже детей. Но тревога и настороженность здесь делают воздух осязаемо плотным.

Окна автомобиля открыты (тоже одна из мер безопасности), и кожей ощущаем вибрацию от залпов или прилетов. Гулко ухает где-то совсем близко. Спрашиваем Юрия Мезинова: по нам бьют или мы бьем? 

— Не верьте тому, кто говорит, что точно знает! Я вот сколько езжу — не берусь определять, — отвечает он. Понятно, пока не прилетит — не поймем.

Цель нашей поездки — доставить медикаменты местному батюшке. Отец Владимир — настоятель Свято-Троицкого храма в Кременной. Живет здесь 66 лет, а сан принял 28 лет назад. Знаете, почему сейчас он не уезжает надолго из поселка, который находится в непосредственной близости от линии соприкосновения? Боится людей напугать!

Настоятель Свято-Троицкого храма в Кременной отец Владимир

— Очень бы хотелось отдохнуть, даже пару недель расслабиться. Но пока не затихнет — не уеду. Народ сразу паникует, я же на виду. Как-то на пару деньков выехал, так запаниковали сразу: куда пропал? Может знаешь чего? Поэтому надо с народом быть! — говорит нам священник с невероятно доброй улыбкой.

Разговаривать с ним тяжело: мы в броне, с повышенным уровнем тревожности от раздающихся из ближайшей лесопосадки выстрелов артиллерии. А он — у себя дома, с семьей и из защиты на нем только вера.

— Как-то раньше было так: армия с армией воюет. А сегодня целенаправленно бьют по мирным. Школы бьют! У нас музыкальная школа была, хаймерсы прилетели. Зачем? Для того, чтобы дети не учились, чтобы не было образованных людей. То есть мстят… — говорит он.

Дом есть дом!

Всю свою сознательную жизнь отец Владимир посвятил восстановлению местного Свято-Троицкого храма. Он построен ещё в 1942 году, с тех пор бесчисленное количество раз ремонтировался. Сейчас, проезжая мимо небольшого, но крепкого церковного здания в прифронтовой полосе, видно, что за ним следят с любовью. Волонтёры отвозят лекарства священнику не случайно. Он через свою паству собирает запросы местных жителей на необходимую помощь и потом доставляет полученное из гуманитарного центра тем, кто в этом наиболее нуждается. Такой вот филиал большого волонтёрского движения. 

— Надо людям помогать. Все раздаем, делимся. Знаете, лучше делать добрые дела, чем себе карманы набивать. Есть конечно, такие: миллионы, миллиарды в карманы. Но туда же ничего с собой не заберешь. А когда добрые дела делаешь, раздаешь, люди будут хорошо отзываться, вспоминать, да — этот человек был, делился. Мы ж люди, братья во Христе. Как же без этого? — говорит он.

Спрашиваем, много ли жителей в городе осталось с прошлого года? Говорит, уехала примерно половина. Часть — на Украину, при этом многие хотят вернуться, но фронт сейчас не пересечь.

— Почему люди с детьми остаются и не уезжают из опасного района?

— Дом есть дом.

На вопрос, как жили все это неспокойное время, отвечает: «Не бедковалось! Продукты есть, внимание ощущаем. Не голодали никогда. Вот только спокойствия хочется, тишины».

— Почему так важно, что Россия пришла сюда?

— Вы видите, что делают с нашей церковью там? Для меня это единственная истинная церковь. А её сейчас уничтожают. Мы видим, что это за власть. Мы её ощущали ещё до войны. Они нам уже тогда начинали угрожать, что с нами будет, говорили «идите отсюда». Просто война ускорила этот процесс. Он все равно бы пошёл. Большинство в приходе это понимают. Почему и остались, говорят — никуда не поедем. Сейчас переживаем за братьев наших и сестер, которые на той стороне. Они остаются без храмов. Есть уже случаи, что и батюшек расстреливают, заводят уголовные дела…

Прощаемся со священником очень тепло. Отец Владимир жмет руку каждому, обнимает, заглядывает в глаза. До встречи, говорит. А на сердце — тревожно. Улицы стоят пустые. Из-за высоких заборов в одном месте выглядывает женщина. Смотрит внимательно. Мимо проезжает старый жигуленок с дедом за рулем. За ним пылит высоченный армейский «Урал» с бронированным кунгом и тактической Z на борту. Один из двориков привлекает внимание: на заборе написано «проверено: здесь живут». Приглядываемся и видим такие надписи на воротах и заборах все чаще. И действительно: здесь живут несмотря ни на что! Скорее даже вопреки!

Такие надписи означают, что дом не брошен и в нем до сих пор живут

Как рулетка

Едём обратно через часть, где высадили женскую половину нашей экспедиции. А там, оказывается, служат ребята из Архангельска и Новодвинска. Записываем приветы родным — обязательно передадим! Настроение у бойцов пасмурное: видно, что на горизонте сгустилось, напряжение чувствуется физически. Как подмечает опытным взглядом наш проводник Юрий Мезинов: у бойцов боекомплект в окопах и на позициях выложен в полной готовности: патроны, гранаты, выстрелы от гранатометов. Ребята ждут!

По пути через Кременную узнаем, что дается волонтёрам тяжелее всего. Вот такие разговоры с людьми. Волонтёры не только собирают информацию о том, что им нужно, но и, например, убеждают семьи отправить детей на лето в безопасность, в детские лагеря. Соглашаются с этим родители очень неохотно, ссылаясь, что здесь, под их присмотром, детям безопаснее. Ухает где-то неподалеку. Мы инстинктивно чуть пригибаем головы. Безопасность здесь — как рулетка: повезет/не повезет.