Трое в одиночестве, не считая тараканов: в архангельском драмтеатре показали семейную драму глазами ребёнка

Золотовицкая поставила историю нелюбви и обоюдного разочарования родителей друг в друге, развернувшуюся перед глазами ребёнка на фоне травли тараканов. Но несмотря на фокус на детском восприятии, молодой режиссёр настроена сострадательно и по отношению к взрослым сторонам конфликта. Виноватых режиссёр не ищет: она сопереживает всём троим. 

— Для меня это история не столько о детском одиночестве, сколько об одиночестве в семье: они здесь все втроём одиноки, — говорит Полина Золотовицкая. — И отец, и мать — не меньше Лёши. Рассказ Алексея Варламова тоже написан от лица ребёнка, но очень многое о расставании там чувствуется между строк.

Сценография монохромная и предельно аскетичная — белый пол, белые обои и белый кухонный стол со стульями. Холодильник старенький — тоже, конечно, белый. На этом стерильном фоне чёрные и рыжие тараканы ещё заметнее. Легко представить, как мама мальчика Лёши компульсивно вычищает каждую щёлочку этой кухни в погоне за вредителями. 

Спектакль по рассказу Алексея Варламова, написанному в 1987 году, выдержан в эстетике восьмидесятых и девяностых: в начале Полина Золотовицкая в образе ведущей программы «Время» убедительно просит пока ещё «товарищей зрителей» отключить средства связи, а после на голубом экране мелькают заставки «В мире животных» и «Очевидного невероятного»; папа Лёшиного друга Славки — иллюстратор детских книг — носит варёный деним, а сам Лёша записывает свои истории на громоздкий ретро-диктофон с микрофоном и катушками, и переводит язык тараканов на русский, как «гнусавый» дублёр на пиратских видеокассетах.

Ключевые роли в спектакле остались за теми же исполнителями, что и в эскизе. Артур Чемакин в образе любознательного и прямодушного Лёши очень убедителен: парадоксально, но кажется, что молодому артисту в работе над ролью сыграла на руку собственная пока что актёрская неискушённость. Актёр подолгу обнимает подушку: это выдаёт одиночество его героя — больше обнять некого. 

Лёша (Артур Чемакин).

Как и девочке из немецкого города Бенсхайма, которая организовала спасательную операцию для толстой крысы, застрявшей в канализационном люке, Лёше тараканы не противны: ему с ними интересно. Живая фантазия ребёнка способна преобразить даже самое обыденное и неприглядное.

Мама (Наталия Латухина).

Способ существования Наталии Латухиной и Сергея Чуркина, которые сыграли мать и отца, определил опять-таки детский взгляд на родительские отношения. 

Папа (Сергей Чуркин).

Реплики папы Чуркина по темпоритму напоминают церковные песнопения, — отец перестаёт тянуть резину слов, лишь завидев ненавистного таракана, — а мама Латухина вечно драматизирует, причитает, но как-то вяло, натянуто, монотонно, без вдохновения, пребывая в какой-то прострации. 

В интонациях родителей заложено отношение мальчика Лёши к вечным родительским перепалкам — скучным, грустным, просто невыносимым! Мама то и дело ходит по кругу: крутится как белка в колесе несчастливого брака. В одной короткой, но важной сцене муж останавливает это сомнамбулическое хождение вокруг кухонного стола: и он же потом и разрывает этот замкнутый круг, уехав в Москву.

— Ребёнок видит все эти повторяющиеся истерики: мама рыдает, папа нудит, — поясняет Полина Золотовицкая.

Персонажей, окружающих Лёшу, Полина Золотовицкая сблизила — практически сравняла! — с тараканами: и тех, и других играют одни и те же артисты. Образы тараканов амбивалентны. По большей части они очень милы в этих вязаных шапочках, очках с широкими оправами — так режиссёр обыграла тараканьи глаза, состоящие из 4000 сегментов. 

Самая обаятельная чёрточка в их портретах — подрагивающие усики, которые актёры «сыграли» пальцами, постукивающими по стареньким чемоданчикам. Однако порой, например, в немой сцене тараканьих рассказов про пирамиды и Атлантиду, сыгранной в slow motion, друзья Алёши кажутся стереотипной «плохой компанией».

Единственное, что после эскиза в спектакле не досчитались Андрея Калеева: вместо него отца Славки сыграл Александр Субботин. Калеева в постановке не хватало, но и Александр с ролью справился. Гнев своего персонажа, слышащего, как папа говорит Лешё: «Ну, что за чушь ты говоришь», — артист передал деликатно, но красноречиво — одним взглядом.

Отец Славки (Александр Субботин)

Существенно углубила спектакль кафкианская надстройка: Полина Золотовицкая провела, казалось бы, лежащую на поверхности, но всё же неочевидную, с учётом романтической реалистичности постановки, параллель с превращением Грегора Замзы и взаимоотношениями Кафки с отцом. Специально по её просьбе драматург Полина Бабушкина добавила папину лекцию о Кафке в инсценировку.

— Мне очень хотелось вытащить эти параллели, — рассказывает Полина Золотовицкая. — «Превращение» Кафки, по-моему, — это тоже история про семью. И отношения с отцом у писателя сложные были, как всем известно, это тоже важно. Полина [Бабушкина] взяла тему этого короткого рассказа и очень хорошо её раскрыла и расширила.

Финалов у спектакля как будто два. Первый — иронически-апокалиптический. 

Заражение тараканами благополучной Славкиной квартиры стирает антитетезу между «плохими» родителями Лёши и «хорошими» — его друга, и детский взгляд на взрослые драмы как будто теряет максималисткую одномерность. 

И второй — мелодраматический: одинокий папа плачет над диктофоном с Лёшиными откровениями, а мама и сын учатся говорить друг с другом. И наконец-то куда-то деваются «замороженные» мамины интонации. Иногда, на мгновение, возвращаются, но зритель чувствует: дорогу осилит идущий.