«Водник» завоевал серебро в финале Чемпионата России
Общество
«Это — метамодерн»: интервью с режиссером, открывшим в Архангельске фестиваль «Молодость»

«Это — метамодерн»: интервью с режиссером, открывшим в Архангельске фестиваль «Молодость»

14.03.2024 09:00Роман Филковский
Режиссёр Дмитрий Крестьянкин рассказал о своём спектакле «Красный фонарь», новой искренности и современной молодёжи, на которую возлагает большие надежды.

Спектакль «Красный фонарь» ворвался на сцену Архангельского молодёжного театра 12 марта, в день открытия фестиваля-школы «Молодость». Режиссёр из Санкт-Петербурга Дмитрий Крестьянкин ранее уже ставил в стенах Молодёжного спектакли «Голос монстра» и «Человек для любой поры». И если в двух первых архангельских постановках режиссер затрагивал проблемы и героев произведений иностранных, таких как подросток Конор в «Голосе монстра» или сэр Томас Мор из «Человека для любой поры», то в «Красном фонаре» действие полностью и безапелляционно переносится на отечественную почву.

За основу «Красного фонаря» были взяты дневники и письма последнего директора Императорских театров Владимира Теляковского, прослужившего на должности почти 20 лет. Из-за подобного подхода спектакль называется эпистолярным — его действие напрямую связано с перепиской главного героя, его дневниками, которые зачитывают два ведущих актёра постановки. Исполнители всех ролей Иван Капорин и Максим Сапранов поочередно извлекают из архивного шкафа письма и дневниковые записи, а после обыгрывают описанные сюжеты из жизни авторов строк. И вот перед нами ситуации связанные с Фёдором Шаляпиным, Всеволодом Мейерхольдом, Матильдой Кшесинской и другими историческими фигурами конца XIX — начала XX века.

Однако, как и у «Человека для любой поры» повествование «Красного фонаря» отнюдь не выглядит медленным, скучным, музейным. Оно по-киношному драйвовое, как картины одного из любимых кинорежиссеров Дмитрия Крестьянкина — Гая Ричи. «Красный фонарь» с самого начала подхватывает зрителей в свой сюжетный круговорот и делает соучастниками происходящего.

Да, именно так — зрителям в спектакле даётся право выбирать жизненные пути героев путем открытого голосования. Однако у внимательного зрителя сразу же должен появиться очевидный вопрос: насколько реален выбор зрителя в истории уже умершего сто лет назад человека? Этот и многие другие вопросы сразу после показа корреспондент ИА «Регион 29» задал автору «Красного фонаря» Дмитрию Крестьянкину.

Дмитрий КрестьянкинДмитрий Крестьянкин

— Почему вы решили взять реальную историю и совместить её с кино, театром и современным популярным искусством?

— О, брат, это метамодерн. Важно, чтобы то, что я говорю сегодня, резонировало со зрителем. Я пользуюсь тем культурным кодом, который у меня есть, и иногда он совпадает с культурным кодом публики. Я добавляю в спектакль то, что мне нравится: фильмы, которые я смотрел, книги, которые я читал, музыку, которую слушаю. Так делает любой режиссер — он объединяет весь свой опыт в конкретное высказывание. У меня оно вот такое. Может, довольно примитивное, но моё. Театр должен взаимодействовать с реальностью, а это довольно сложно. Но ты должен найти путь, которым сможешь донести свою мысль.

— То есть для вас главное — находиться на одной волне со зрителем?

— Сложно сказать, что именно это главное. Скорее для меня главное — поговорить с людьми о том, что меня волнует. Как и для любого режиссера. Это азы режиссуры. Когда ты поступаешь в вуз, то тебе сразу говорят: «Делай (прим. ред. — спектакли) о том, о чём болит. Делай о том, о чём ты думаешь. Делай о том, что резонирует с тобой». Поэтому ты изобретаешь новые подходы к зрителю. Поэтому мне важно, чтобы зритель был не пассивным «пассажиром», а чтобы он принимал участие. Не «я делаю спектакль для тебя», а «мы вместе делаем это» — вот такой подход. От того, как зритель будет себя чувствовать, зависит конечный результат. Это можно сказать практически про любой спектакль, ведь от зрителя в зале очень многое зависит. Даже если ему не дают слово, то чувствуется его энергетика. Поэтому важно сделать некие «мостики», которые помогли бы зрителю вместе с актёрами «делать» спектакль.

В спектакле есть элементы выбора. Но имеет ли он значение?В спектакле есть элементы выбора. Но имеет ли он значение?

— Несколько раз я ответил не так, как было задумано, и почти сразу же почувствовал некую иллюзию выбора. Насколько влияют выборы, сделанные зрителем, на происходящее в спектакле и влияют ли?

— В спектакле и правда есть развилки. В зависимости от того, что выберут люди, актеры будут рассказывать разные истории. Там есть микроистория, которая меняет повествование, но совсем незначительно. Например, в истории с Шаляпиным главный герой — Владимир Теляковский — может заступиться за певца, как это было в этот раз, но после Фёдор Иванович всё равно уезжает за границу. Если бы выбором стало не вступаться за Шаляпина, то реплика была бы несколько иной, но он бы всё равно впоследствии уехал бы в Америку. История пойдёт туда, куда идёт, независимо от того, что ты сделаешь. Но спектакль и правда во многом именно про иллюзию выбора, это ты верно заметил. Он прямо ставит вопрос: всё ли в жизни обесценено, если кто-то сделал выбор за тебя? Или нет? С этим вопросом зритель и уходит после показа.

— Почему в конец спектакля было решено добавить переведенную на английский язык роботизированную песня Егора Летова «Моя оборона»? Ещё и женским голосом. Кажется, многие этого не поняли.

— Финальная песня — это ключ к спектаклю. Кто-то может её воспринять как и весь спектакль фоном, но, если вслушаться, то внимательный зритель подметит и то, что «пластмассовый мир победил», и то, что многие персонажи ему знакомы.

— То есть это как некое лукавство со зрителем в спектакле «Человек для любой поры», когда не до конца ясно, кто же этот самый человек — Александр Берестень в роли обывателя или Юрий Бегметюк в роли Томаса Мора?

— Актеры сразу же в начале «Красного фонаря» говорят: «Представьте если бы вы пришли на спектакль про Теляковского, но увидели что-то другое?». Возможно, так и есть, но и в обратном случае герой тоже тебя подключает. Это тоже бесценный зрительский опыт. Ведь как было в «Человеке для любой поры»: ты можешь соглашаться с суждениями «простого человека», но в конце ты надзиратель и палач, забиваешь гвозди в крышку гроба честного человека. 

— Многое в твоих спектаклях перекликается с современной культурой и, особенно с фильмами Гая Ричи. Почему?

— Мне нравятся фильмы Гая Ричи, он клевый. Я использую фильмы и музыку, которые мне по душе. Было бы странно, если бы я этого не использовал. Когда я учился в институте, то думал, что при создании спектаклей нужно соответствовать культурному уровню критиков. Но я смотрел Гая Ричи, а они — Бертолуччи, Тарковского и Феллини. И да, хорошо знать всего Тарковского, я его знаю, но Гай Ричи мне ближе. Теперь я могу поговорить на языке критиков, но они на моём — могут не всегда. И на мой взгляд, это грустно, когда многие себя так обделяют только «классикой» в музыке или кино. Правильный разговор начинается, когда мы можем на равных поговорить про Шопена, Бетховена и параллельно, допустим, про современный русский рэп. Именно в этом и заключается метамодерн. Всё в культуре тесно переплетено, всё связано и важно в равной степени. И тут уже возникает «новая искренность» и все такое.

В спектакле встретились классика и современностьВ спектакле встретились классика и современность

— А современная молодёжь чем-то отличается в этом вопросе?

— Как-то раз мне довелось работать со школьниками, и я поговорил с одним шестнадцатилетним парнем. Я прямо спросил его, чем его поколение отличается от других. И он ответил, что его поколение — меломаны. Что они впитывают всё, что было сделано до них. И я понял, что моё поколение и более ранние отличались своим отрицанием опыта прошлого. Например, если отец слушал рок-группы 60-70-х, то сын в противовес родителю начинал слушать тяжёлую музыку — панк-рок или рэп. А нынешняя молодёжь слушает самые разнообразные группы современности и прошлого: рэп, рок, попсу, классику. И у них это всё сочетается. И для меня в этом заключается большая надежда, связанная с новым поколением, которым я не являюсь, но на которое хотел бы быть похожим. Они берут всё лучшее и делают из этого что-то новое, что-то своё.

— Над какими проектами вы ещё работаете в настоящее время? Стоит ли архангелогородцам ждать новых постановок Дмитрия Крестьянкина на нашей сцене в ближайшее время?

— В Архангельске пока нет. Скоро выйдет спектакль в Самаре. Он о людях и о том, как они сегодня себя чувствуют, как они себя ощущают. Это документальный спектакль с монологами реальных людей, услышанных в барах Самары.

А что же означает тот самый «красный фонарь» из названия? Тут всё немного проще, чем кажется. В прошлом красный фонарь вывешивали на здании Александринского театра как предупреждение зрителей о замене спектакля. Как мы видим из приёмов, использованных режиссером постановки, так оно и случилось 12 марта на сцене Молодёжного театра Архангельска. Спектакль был для каждого зрителя свой, как и сделанные по его ходу решения. И это, безусловно, ценный зрительский опыт.

 ИА «Регион 29» рекомендует к прочтению и другие материалы о спектаклях Дмитрия Крестьянкина: «Голос монстра» и «Человек для любой поры».

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.