«На репетициях строили шалаш и ели киндеры»: архангельский театр драмы выпускает «Тома Сойера»

Это очередная работа режиссёра Михаила Кузьмина. В преддверии премьеры он рассказал «Региону 29», как вместе с артистами вспоминал своё детство и каким будет спектакль.

— Михаил, чего зрителям ждать от «Тома Сойера»? «Джентльменов» для детей?

— На этот раз у меня нет таких очевидных референсов. Чего ждать? Я сам не знаю, чего ждать. Я вдохновлялся, скорее, своими детскими воспоминаниями. Прямо погружался туда с помощью фильмов, которые смотрел. Не знаю, что за магия у «Тома Сойера», но, когда его читаешь, кажется, что всё, что происходило с ребятами, происходило и с тобой. Как-то Твен нашёл такой уникальный язык и череду эмоций и событий, которые, наверное, каждый ребёнок — по крайней мере, мальчишка, — испытывал. И он тебя прямо берёт и окунает в детство. Я пытался вспомнить своё детство, взрастить в себе ребёнка, взрастить в артистах детей.

— Что о детстве вспоминалось? Помню, когда входило «Волшебное кольцо», вы рассказывали, что вас вдохновили воспоминания о том, как вы с братьями устраивали бои подушками…

— Да всё абсолютно: моя первая любовь, игры с друзьями, даже походы на кладбище. Как я ребёнком боялся некоторых личностей в Емецке, как Том боялся индейца Джо. Как я уходил из дома — это всё туда. Целая плеяда детских воспоминаний. И не только моих.

— Вы для этого на репетициях строили шалаш — чтобы окунуться в детство?

— Да, мы строили шалаш из одеял и подушек, смотрели фильмы со сладостями, я приносил всякие киндеры на репетиции — смотрели, что кому попалось. Говорили очень много — про школу, про первую любовь. Это очень важно. Хочется как-то этот потерянный рай найти, это детство, в его неповторимости. Конечно, это невозможно. Но мы пытаемся. Хочется, чтобы это было не иллюстративно. Играть ребёнка — это ведь не значит, что мы просто попляшем, попрыгаем, покривляемся. Дети же не такие.

Вот с этим мы столкнулись — со сложностью игры в ребёнка. Это очень сложно. У нас ещё, плюс, девочки играют мальчиков: Нина Няникова играет Джо Харпера, а Татьяна Сердотецкая — Бена Рождерса. Они очень убедительно играют мальчишек: даже порой лучше, чем настоящие мальчики.

— «Питер Пэн» получился своего рода спектаклем-концертом. Там было множество песен, танцев. А здесь как вы собираетесь осваивать большую сцену?

— Здесь не будет песен и танцев. Это будет двухактовый драматический спектакль. Немножко странненький, немножко зубастый. Он не будет белым и пушистым — он ведь про то, как мальчишки себя ведут на улице.

— А что насчёт сценографии? Что вы придумали с Андреем Тимошенко?

— Она будет достаточно условная. Там будет…

— Забор?

— Забор, конечно, будет. Если мы не сделаем сцену с покраской забора, нас не поймут. У нас такой забор-занавес — в том смысле, что он работает, а не просто стоит на месте. А ещё на сцене будет подобие заброшенного сарая, в котором мы тусили в детстве. Как домик на дереве, только без дерева. От него так и веет хулиганством и детством.

— А костюмы — что на этот раз создала Ирина Титоренко?

— Костюмы получились прямо классические, конкретные, из той самой эпохи. Условные костюмы в условной сценографии — это был бы уже перебор.

— Получается, из истории о Томе Сойере будет вырастать глобальный сюжет о том, что такое вообще детство?

— Да, у меня есть персонаж — Марк Твен. Он в этой истории не просто рассказчик, а какой-то даже трикстер.

— Почти трилогия о детстве — «Волшебное кольцо», «Питер Пэн», «Том Сойер»…

— Это совпадение. Но, да, наверное, если «Кольцо» было про детское единение, про то, что вместе лучше, «Питер Пэн» был своеобразным реквиемом по детству, то «Том Сойер» — это уже воскрешение детства.

— То есть, детство не умирает?

— Оно умирает, к сожалению, и мало кто хочет его в себе возрождать. Взрослые же идиоты, как правило. Внутренний ребёнок, если его сохранить, даёт любовь к жизни, какой-то внутренний свет.

Премьера «Тома Сойера» состоится на основной сцене «архдрамы» 24 декабря. А на камерной сцене будет идти зимняя сказка Андрея Гогуна — «Красная шапочка».