Выпуск «Memento, море» ознаменовал начало 46-го театрального сезона. Его «пановцы» решили считать юбилейным, так как в прошлом году из-за пандемии 45-летие театра должным образом отметить не удалось. Празднование запланировали на вторую половину сезона, во время фестиваля «Европейская весна».
Пьесу специально для Архангельского молодёжного театра написал драматург Сергей Коковкин — потомок Нахимова и выпускник Нахимовки. Впервые этот текст, тогда ещё под названием «Шквал», прозвучал в стенах театрального особняка на Логинова в 2018 году. Пьесу о своём пращуре, основанную на исторических документах и семейных преданиях, прочёл тогда сам автор.
У «пановцев» легенда о флотоводце пришлась ко двору по географическому принципу: до Синопа и Севастополя был Север. Молодым мичманом Нахимов служил в экипаже строящегося в Архангельске линейного корабля «Азов» и был влюблён в соломбалку, дочку командира порта. Худрук Молодёжного добавил к вахтанговской триаде «время — автор — коллектив» четвёртое — «Место действия» — и решил, что спектаклю о Нахимове быть.
— Мы единственный театр в области, который имеет шесть спектаклей по истории нашего края, — заявил Виктор Панов. — Причём пять из них — по пьесам великого драматурга Сергея Коковина. Вот где культурный туризм: посмотрели спектакль «Россия молодая» — и на следующий день поехали в Новодвинскую крепость! Сыграли «Раненый зверь», а на следующий день повезли зрителей в Ломоносово. У нас в финале Ломоносов горел! Этот спектакль я хочу возродить — во-первых, юбилей Ломоносова, во-вторых, юбилей театра. Сергей Борисович пишет очень трудные пьесы. Эта пьеса — очень сложная. Я очень сопротивлялся ей, пока не подумал о Страшном суде. Есть хороший еврейский анекдот. Изя говорит: «Когда я приду к Богу, он не скажет: «Почему ты не сделал того или того?». Он спросит: «Почему ты не стал Изей?» Это о том, как человеку стать самим собой.
Пьеса — не столько биография, сколько фантазия. После очередной морской баталии Павел Степанович (Александр Берестень) приходит в себя в Гамбургской клинике. И одновременно оказывается между прошлым и будущим. В программке он просто Павел, ещё не Нахимов. Пока его тело врачует доктор Фрике (заслуженный артист играет его как забавного доктора Франкенштейна), его душу берётся спасти его ангел-хранитель и тёзка. То ли просто старик, то ли апостол Павел (Виктор Бегунов) отправляет Нахимова по волнам памяти — в Петербург, Архангельск, Сан-Франциско, Кронштадт, Портсмут и Мальту. А потому настоящее с прописанными лекарствами мешается с воспоминаниями о прописанных розгах, принятых в детстве-кадетстве за брата, а сцены мирной жизни — с морскими баталиями.
А раз пространство метафизическое, то и сценография решена отнюдь не реалистически. Художник спектакля, один из основателей Русского инженерного театра Павел Семченко изобрёл для Виктора Панова причудливый круглый подиум с мачтой посередине, похожий на гигантский волчок или тарелку для ударных. Это и плот, который приходит в движение от каждого шага — как в «болтанке» на волнах. И лежащий плашмя штурвал, которым флотоводец правит корабль своей жизни. И морское поле чудес, колесо фортуны, которая приберегает для героя испытания. «Эх, мне бы воды на сцене!», — говорит худрук Молодёжного, но это излишне: море волнуется без единой капли воды, без единого дуновения.
Поначалу Павел не может удержаться на подиуме-диске — он как жертва кораблекрушения, то силится подняться, то теряет равновесие, то ползёт, как из последних сил.
Этот деревянный подиум со своей метафорической геометрией напоминает о совсем другой форме — о трёх лучах, трёх притоках речки Пинеги из «Деревянных коней» Виктора Панова, которые тоже держали весь спектакль.
На стенах — порванные в штормах паруса. В программке — обещание исповеди «искренне верующей, но надорванной души». Именно корабельные крылья становятся теми экранами, с которых апостол впервые является Павлу, пока тот мечется в бреду в Гамбургской клинике. Во время знакомства с ним подиум перестаёт раскачиваться под ним, и Павел впервые может твёрдо стоять на ногах.
После старик предстанет перед Павлом во плоти — будто от того, что тот сильнее в него поверил, — и образ его от этого станет более бытовым и реальным. Станет не апостолом, не хранителем, а учителем. Именно он подскажет Павлу верные слова любви к прелестной Натали (Валерия Коляскина), дочери командира Архангельского порта. В момент объяснения Павла и Натали разделяет мачта — пророчески, символично.
Счастье в любви ему не суждено — ему останется лишь морская душа, морская мечта, воплощённая в пластическом этюде танцовщицы Зинаиды Гагарской. Она танцует, как чайка, под «Песню о птицах» в исполнении Пелагеи.
Исповедуясь старику, Павел Степанович, считающий себя виновным в гибели матроса, словно вызывает бурю: подиум-плот неистово раскачивается, так что сам флотоводец падает, как подкошенный. В финале первого акта апостол говорит ему, изнемогающему от боли душевной и физической, что тот должен встать на ноги сам. Он подаёт ему фуражку и оставляет на плоту одного.
Второй акт во многом отзеркаливает первый: снова доктор Фрике, снова зимний Архангельск, снова морские сражения, снова вина — на этот раз, за отказ поддержать товарищей-декабристов в их восстании. Но главное зеркало режиссёр ставит перед самим главным героем: Павлу открывается его будущее, его смерть и подвиг. И это будущее воплощено уже в образе Нахимова (Степан Полежаев) адмирала, сражающегося при Синопе и топящего свои корабли при Севастополе. В отличие от разбитого, надорванного, мучимого сомнениями Павла Нахимов не сомневается. Сначала Нахимов появляется в дверном проёме, но после сменяет Павла на капитанском мостике.
В финале режиссёр отдаёт дань ещё одной легенде — о том, что все корабли, названные в честь прославленного адмирала, терпят крушения. Своеобразным реквиемом им и самому флотоводцу становится песня «Не для меня придёт весна». Мужчины поют её, обнявшись по-братски, стоя на подиуме, как на корабле, а женщины — в дверных проёмах, как оставшиеся ждать их на суше.
И тем более не органично в своей бравурности после гремит «Нахимовский марш» в исполнении духового оркестра МЧС и юного солиста Давида Литовченко. Мажорный привет от юных нахимовцев неуместен что после реквиема, что в принципе в стенах камерного зала Молодёжного театра. Ему бы на плац-концерте, на военно-морском параде звучать, или на худой конец в Доме культуры, но никак не в театральном особняке, где принято идти против течения, где «ничего, как у всех».
И ладно бы это был просто сюрприз нахимовцу Сергею Коковину (у него ведь и одноимённая повесть есть) — в конце-концов, он и смотрится как инородный элемент, мало относящийся к структуре постановки. Но это полноценная часть спектакля. Которая своим пафосом лишь обесценивает трагедию Нахимова, превращая его историю в агитку, и топит спектакль.