информационное
Фото Артёма Келарева.
Определение «экспедиция» своему проекту, получившему путёвку в жизнь на фестивале «Таврида», режиссёр и преподаватель Архангельского колледжа культуры Дмитрий Тарасов дал, исходя из того, что французское благостное «променад» в нашем городе могло бы прозвучать разве, что саркастически. В городе, где «либо борьба со льдом, либо чистота», каждая прогулка — это всегда немножко про преодоление, поэтому «экспедиция» вполне подходит.
Но, по сути же, спектакль-«бродилка» — это всё же экскурсия. Первые 30 зрителей предпоказа — ровно для такого числа людей устраивают экспедицию-экскурсию, — собираются у Архангельского колледжа культуры — того, что более удалён от проезжей части Троицкого проспекта. Их встречает экскурсовод Ольга Абрамовская в жёлтой куртке и с громкоговорителем. Она довольно точно воспроизводит фирменную интонацию представителей этой профессии: большая доля увлечённости плюс толика усталости от туристического потока.
Кажется, что сейчас по столице Севера действительно поведут уличную экскурсию подобную тем, что водят по Санкт-Петербургу — по местам Достоевского там, к примеру. Но у нас герои свои — архангелогородцы — Борис Шергин, Ксения Гемп и Степан Писахов.
Прямо по улице, двором, экскурсовод ведёт зрителей к другому корпусу колледжа. Можно было бы ведь и сразу туда пройти, но так бы прогулки не получилось. Обидно, что театральная условность экскурсии здесь прерывается: экскурсовод сразу объявляет, что публику ждёт эпизод спектакля от режиссёра Филиппа Шкаева, и зрители, знакомые с его работами, уже заранее готовятся к какой-то «жести».
И попадают… в карантин! В тесную тёмную комнату зрителей загоняет апокалиптическая пограничница (Анастасия Хуртай) с драматическим макияжем и выживальщичейской маской. На волне эпидемии коронавируса некоторые зрители сразу дают задний ход — не хотят быть запертыми в кладовке, здоровье дороже. Да и оставшиеся начинают заметно нервничать, когда свет в комнате выключают, а дверь закрывают — оттого и смешки, и шутки про «репетицию карантина».
Перед началом Филипп Шкаев рассказывает, что хотел создать для зрителей дискомфортные условия. И сначала кажется, что режиссёр задумал показать им, каково было Шергину постепенно терять зрение. Вот, кстати, и Шергин — сидит рядом на скамейке, его играет актёр Молодёжного театра Александр Берестень. И надрывно кашляет! Какой уж тут комфорт? Комфорт в театре, по словам Шкаева, это полная ерунда.
Зрителей, меж тем, подвергают допросу: «Цель приезда в государство Московское?», — и это тоже очень рифмуется с усилением приграничного контроля в связи с пандемией. И серьёзно берутся за Шергина. Сцена с обнаружением в скоморошьей эпопее «Шиш Московский» ЛГБТ-пропаганды могла бы показаться смешной, если бы не была такой страшной, потому что, кажется, недалека от действительности. Тут-то и оказывается, что в основу эпизода взят другой факт биографии писателя — то, как он попал под трамвай и лишился ноги. Сцена в традициях «Пилы» напоминает о силе театрального впечатления. При всей театральности пытки, ужас, который чувствуют её свидетели, на сто процентов реален.
А где в это время экскурсовод? Спокойно дожидается зрителей в фойе, чтобы пойти на следующую локацию. А вот если бы и её посадили на карантин да допрашивать стали, вот это было бы погружение!
— Порой автор даже интереснее того, что он пишет, — комментирует Филипп Шкаев. — Дмитрий предложил мне несколько персонажей на выбор. Сразу были оговорены площадки, и я представлял, что могу на них сделать. Я ничего не придумывал. Он действительно потерял ногу, действительно ездил в Москву. Для меня отправным стал вопрос: «А, может, Север надо покинуть?». Очень хорошо легло на тему с коронавирусом. Я в масочке сидел. И вам советую.
Филипп Шкаев.Кстати, о погружении. По дороге в Молодёжный театр экскурсовод рассказывает, что знаменитая исследовательница, почётная гражданка Архангельска Ксения Гемп погружалась в батискафе на дно Белого моря в 80 лет.
Если Филипп Шкаев рассказывает лишь один эпизод биографии своего героя, то режиссёр второй части Дмитрий Тарасов упаковывает все 103 года жизни Ксении Петровны в пять песен. Зайдя в театральный особняк, зрители видят четырёх девушек, которые сначала стоят в оконных проёмах, как статуэтки в музейных нишах, а потом оживают и танцуют в свете прожекторов. Марина Ашапатова, Злата Костык, Лера Овчинникова и Вероника Попова играют участниц гёрлз-бэнда — группы ГЕМП. Гёрлз-Гемпа, простите за каламбур.
Девушки как бы принадлежат одновременно нескольким эпохам. Чопорность их гимназических коричневых платьев разбавляют приметы современных стилей — значки, поясная сумка, скейт-борд. Они и тургеневские девушки, и IT-girls одновременно. И все они — Гемп, потому что Ксения Петровна — слишком многогранная личность, чтобы её образ воплотил кто-то один: и ученица Мариинской гимназии, и альголог — специалист по водорослям, открывательница нативного пенициллина в ламинарии, — и собирательница фольклора Русского Севера, и пушкинистка, и мать, потерявшая сына под Сталинградом…
— У меня есть музыкальная группа Violet Time, — рассказывает Дмитрий Тарасов. — Музыку написала моя однокурсница, текст — моя студентка Лера Овчинникова. Всё это был какой-то очень живой процесс, который я лишь курировал. Для меня очень важен был момент сотворчества. Мы создали такую параллельную вселенную, где есть гимназистки, но девочки знают, что такое k-pop. Мне не хотелось делать Гемп одной девочкой. Я не думал, что какая-то одна моя студентка сможет сыграть Ксению Петровну. Мне хотелось создать музыкальную группу, которая путешествует по страницам истории. Я не люблю, когда кто-то играет Сталина, Ленина или других исторических личностей. Мне кажется, надо размазывать. Я просто не могу смотреть байопики с известными актёрами, потому что я знаю, что всё это гумоз (гримировочный материал — ред.).
Смены эпох и режимов — от царско-имперского до социалистского, а потом и до «лихих девяностых, — произошедшие на глазах его героини, режиссёр показывает с помощью подвижного элемента сценографии — строительных лесов на колёсиках, которые, как вагонетка, разъезжают по окружности по фойе театра. А зрители вынуждены постоянно уворачиваться, чтобы не попасть под этот поезд, каток истории. Получаются почти танцы по кругу.
Эта «вагонетка» претерпевает постоянные превращения. От революционных баррикад — к своеобразному аквариуму: в потустороннем зелёном свете, под бульканье и всплески, движения гимназисток замедляются, а их ноги двигаются плавно, как хвосты русалок: кажется, что все зрители погружаются под воду вместе с морской царевной Ксенией Петровной.
Именинный торт к столетию героине готовят из ламинарии — желающие даже попробовать могут. Но где рождение, там и смерть — подвижная декорация превращается в гроб.
После эпизода экскурсовод долго не может успокоиться, разыгрывает возмущение: мол, разве это театр, разве можно так про выдающуюся северянку? Реакция потенциальных критиков уже разыграна, все их возможные аргументы авторам проекта известны наперёд.
Степану Писахову на конечной остановке экспедиции-экскурсии посвящены даже две локации — «Лёд» и «Огонь!».
Выбирая первую, оказываемся в полном одиночестве в стилизованном иглу — перед чистым листом и банками краски. Здесь зритель полностью предоставлен сам себе. Кажется, даже забыт. Так однажды и друзья Писахова — между прочим, не только сказочника, но и художника, и арктического путешественника, — забыли его на островке на Новой Земле. Там он провёл целую ночь и был рад, что оказался один среди великого молчания.
Показы проекта «На Севере», если всё пойдёт по плану, продолжатся 17, 18, 23, 30 и 31 марта.