Рэп, рыбья эротика и плач о пенсии: в Архангельске молодые режиссёры осовременили Абрамова

Четверо режиссёров из Москвы, Санкт-Петербурга, Керчи и Минска представили публике результаты недельной лабораторной работы с артистами «архдрамы» и «родниковым словом» — эскизы по малой прозе северного писателя, уроженца Верколы Фёдора Абрамова — рассказам, повестям и сказке. 

Эскизы играли по обе стороны пожарного занавеса на основной и на камерной сцене. Получилось неожиданно: местами противоречиво и спорно, но опять же местами — любопытно и аутентично.

Режиссёр Игорь Лебедев в эскизе по повести «Поездка в прошлое» работал с исторической памятью — коллективной и индивидуальной, способной существовать в сознании разных людей в диапазонах «Герой — злодей», «Подвиг — преступление». Сельский конюх Микша, которого сыграл Вадим Винтилов, всю жизнь презирал отца (даже от фамилии его отрёкся) и равнялся на дядей — «кремниевых» революционеров. Но правда, идущая в разрез с музейными рассказами, — о том, что бравые красные командиры оказались насильниками и убийцами, — его практически убила. Это болезненное разочарование Винтилов сыграл очень правдоподобно.

Работая с разными временными пластами, Игорь Лебедев избрал несколько режиссёрских приёмов, словно пробуя то один, то другой, что не поспособствовало целостному восприятию. Обыгрывал пожарный занавес — актёры карабкались по нему и свешивались вниз, как альпинисты или озорные дети, — использовал видеоконтент, чередовал многоголосые сцены, в которых память о сотнях, тысячах, миллионах жертв множилась в устах артистов, с полностью немыми.

 «Флешбеки», в которых появляется дядя Александр Кобылин (Павел Каныгин), режиссёр решил практически без слов, в символической физической партитуре. Сцена насилия красного командира над 15-летней девочкой красноречива и не нуждается в расшифровке: расплетается девичья коса, щёлкает, как хлыст, ремень. Эту сцену «сделала» актриса Анна Рысенко, рвущая на себе платье, со стеклянными глазами повторяющая: «Но день был прожит не зря. Сделан был ещё один шаг к светлому будущему!».

Кристина Ходарцевич в роли лошади.

Однако внимание зрителей в эскизе перетянула на себя характерная кобыла, которую комично, но очень по-человечески, с нежностью и сострадательностью, сыграла Кристина Ходарцевич. Так и вспоминались строки Маяковского «Все мы немножко лошади…», звучавшие на этой сцене ровно год назад, на первом «Рыбном обозе» — в эскизе «Холстомер».

От переживания травм коллективизации и гражданской войны зрители нырнули на речное дно — на камерную сцену, где разыграли эскиз Ольги Левковской по северной сказке «Жила-была сёмужка». 

Для создания речного дома маленькой пёстрой рыбки Красавки в ход пошли дырявая лодка из «Грозы», старая мебель и безотказный вермишелевый занавес из «Двух дамочек в сторону Севера», который на этот раз весьма убедительно «сыграл» бурное морское течение.

Философская притча в сценической версии Ольги Левковской прозвучала очень по-авторски — тонко и комично, игриво и вольно. Ставя сказку для взрослых, режиссёр пошла до конца, привнеся в неё нотки эротики и шуток на грани на тему религии: взрослую сёмгу накануне нереста она наградила грандиозным бюстом, а саму сцену на копе решила и иносказательно, и откровенно в то же время.

Мария Беднарчик.

Эскиз получился во многом благодаря актёрской энергетике: артисты полностью отдались пародийным, отчасти анекдотичным образам. Красавка из Марии Беднарчик получилась на загляденье: в начале — юркая, как крохотная рыбка, и любопытная, как ребёнок-почемучка, затем — «заматеревшая», ставшая циничной крупной рыбой. Обворожительный дуэт взрослой сёмги и самца-«крюка» сыграли Наталия Латухина и Михаил Кузьмин: она — томная примадонна, он — стереотипный дон-жуан и щёголь. И, конечно, Сергей Чуркин — умильно-уютный мудрый дядюшка лещ.

Сергей Чуркин.

Если художественному руководству эскиз понравится так же, как и зрителям (а им, судя по смеху, он по душе пришёлся), то ему — прямая дорогая на камерную сцену. И для того, чтобы вырасти в полноценный спектакль, ему не придётся лопать так много живой рыбы, как Красавке.

Пуха (Нина Няникова) и Володька (Артур Чемакин).

На арьерсцене за пожарным занавесом, в условно лофтовом пространстве, эскиз по собственной инсценировке к повести «Безотцовщина» представил Алексей Шавлов. В действие зрителей вовлекла актриса Нина Няникова, вбежавшая на сцену в образе собаки Пухи, гнавшейся за мячом. Пуха — единственный друг парнишки Володьки, выросшего без отца. Этот образ подростка-аутсайдера, по всей видимости, и заинтересовал режиссёра: в нём он увидел вневременной конфликт, не связанный с эпохой и «деревенской» тематикой. И именно о нём, судя по всему, посчитал возможным рассказать на современный лад — под трек Оксимирона «Где нас нет», облачив героев в толстовки с капюшонами.

Жёсткие рифмы самого популярного российского рэппера вкупе с игрой молодого актёра Артура Чемакина, которому не впервой играть детское неблагополучие (в тех же «Тараканах», где его Лёша страдает от ссор родителей и невнимания отца), действительно, передали одиночество, практически отверженность главного героя. 

Но осовремениванию стал отчаянно сопротивляться сам текст Абрамова. Ведь история о своеобразном перевоспитании трудного подростка, лодыря-волчонка, у писателя разворачивается в привычном советском антураже — с сенокосом, сводками и трудоднями. А тут — раз — и драку на смартфон снимают, и пьяное караоке под «Дым сигарет с ментолом» устраивают! Социально-политический контекст отказался работать на драму о подростковом одиночестве. При том, что, казалось бы, самую значимую линию — взаимоотношений Володьки со старшим товарищем Кузьмой Антипиным — режиссёр подал в каком-то ускоренном, частушечном ключе: с жонглированием ручными косами, под народную плясовую.

Петербурженка Мария Критская одухотворённо и бережно перенесла перенесла на камерную сцену два рассказа Абрамова  — «Старухи» и «В Питер за сарафаном» — в одном эскизе.

В нём реальное ходило об руку с мистическим, а прошлое — с современностью. Взаимодействуя с локальным контекстом, режиссёр включила в эскиз-посвящение Абрамову память о другом легендарном северянине — Михаиле Ломоносове. Строки из его «Вечернего размышления о божьем величестве» прозвучали как горькое обращение в космос: две сотни лет назад великий учёный искал разгадку бытия, а мы так и не поняли, почему живём, как живём. Так как тебе такое, Илон Маск?

Актрисы «архдрамы» — заслуженная артистка Людмила Советова, Ольга Зубкова, Мария Степанова, Татьяна Боченкова — создали милые сердцу образы обитательниц абрамовского «старушатника», а мужчины — Михаил Андреев и Александр Субботин — перевоплотились в бесчувственных представителей системы, на счётах вручную пересчитывающих бабьи горести. И, конечно, очень важная, биографическая, роль досталась Игорю Патокину — он сыграл Фёдора Александровича — по сути, самого Абрамова, с миру по нитке собиравшего истории северной деревни. Кстати, именно «товарищ писатель» и попытался достучаться до космоса.

Эскиз полной грудью дышал в своём предметном мире, который в сжатые сроки создала для него Мария Критская: писатель творил за музыкальным алтарём из сломанного пианино, укрытого сеном, в журавликов превращались берёзовые прутики, а Олька, отправившаяся в Питер пешком за сарафаном, баюкала в большом городе кирпичи. И, наконец, тот самый сарафан — символ мечты, — превратился в окно в небо, куда надо слать обращения наверх — то ли к богу, то ли к партийной власти.

Мария Критская оказалась ближе всех к Абрамову и его «родниковому слову» — наверное, потому что и не пыталась нарочно искать в тексте современности. Ведь текст сам за себя всё сказал: плач старух, всю жизнь иссушивших в труде, о смехотворной 12-рублёвой пенсии — не о деньгах, о справедливости! — напомнил о нынешней пенсионной реформе, да и вопрос «Что же нам делать?» никуда не делся.

По завершению просмотра зрителей попросили выбрать, какой из отрывков заслуживает сцены. Мнение публики при определении дальнейшей судьбы эскизов обязательно учтут, но последнее слово останется за художественным руководством.