В Поморье объявлен особый противопожарный режим
1/17
Общество
Остановите музыку: в северодвинском театре «Чайку» поставили как трагедию непонимания

Остановите музыку: в северодвинском театре «Чайку» поставили как трагедию непонимания

28.03.2019 11:20Мария АТРОЩЕНКО
Слово «комедия» на программке рассечено следом от пролетевшей пули: здесь никто друг друга не слышит, и все то и дело наступают на горло чьей-либо песне.

Практически одновременно с выпуском «Трёх сестёр» в «архдраме» в северодвинском театре тоже прошла чеховская премьера. «Чайка» стала первой пьесой, за которую взялся режиссёр Анастас Кичик, сменив творческую прописку с архангельского на северодвинский драматический. 

Иронично, что впервые свой интерес к «Чайке» Кичик публично продемонстрировал ещё в «архдраме» на открытой читке, где раскрыл сложные взаимоотношения персонажей, как связи химических элементов (всё-таки — химик по образованию!). И некоторые идеи, прозвучавшие в прошлом году на читке, режиссёр реализовал в спектакле уже в Северодвинске. 

Тогда одна из зрительниц сказала, что Маша, которая всегда носит чёрное и нюхает табак, — типичная готка. И вот актриса северодвинского драмтеатра Мария Несговорова, действительно, выходит на сцену в готическом образе — в балахоне с капюшоном, тяжёлых грубых ботинках и с тёмными губами. Кстати, такое несколько поп-культурное решение её образа не только делает его более понятным современному зрителю, но и обнажает подростковую уязвимость её неразделённой любви к сыну актрисы Аркадиной — Треплеву.

Маша Шамраева (Мария Несговорова). Актёры выходят из зала.Маша Шамраева (Мария Несговорова). Актёры выходят из зала.

С собой Анастас Кичик привёз ещё одно решение, которое зрителям архангельского драмтеатра хорошо знакомо: актёры поднимаются на сцену, проходя по залу мимо зрителей, а не выходят из-за кулис. И очень многие вещи актёры произносят, сидя на авансцене, уходящей в зрительный зал, как нос корабля. Так, свой знаменитый вопрос, первую фразу «Чайки»: «Отчего вы всегда ходите в чёрном?», — учитель Медведенко задаёт Маше, ещё стоя перед закрытым пёстрым занавесом северодвинского театра. Скоро начнётся, говорят персонажи о постановке Треплева с Ниной Заречной в главной роли, но на мгновение может показаться, что это ломается четвёртая стена, и речь идёт о спектакле Анастаса Кичика. И очень кстати, ведь «Чайка» — единственная вещь Чехова, посвящённая театру.

Занавес открывается уже во время разговора молодого драматурга Треплева (Павел Митякин) с дядей Петром Сориным (Валерий Хамин), аккурат к словам: «Вот тебе и театр… Декораций никаких». И пустой «чёрный кабинет» отлично рифмуется с идеями молодого человека о «новых формах». В первом действии декораций, действительно, никаких — только серые кресла-мешки, будто бы набитые соломой, и экран, на котором «луна зажигает свой фонарь» (художник-постановщик — Артур Климец). Чеховские персонажи сидя на этих «мешках» смотрятся странно: особенно курьёзно — царственная Аркадина (Анна Венгерович, в другом составе — Юлия Корельская) — у неё даже диадема, похожая на пальмовую ветвь в волосах!

Аркадина (Анна Венгерович) — в центре.Аркадина (Анна Венгерович) — в центре.

Зато потом появляются стеклянные ширмы с узором из белых камышей (растущих будто-бы у колдовского озера) и такие же тумбочки, на которых персонажи играют в лото.

В прошлом году «Чайку» в Архангельском молодёжном театре поставил уфимский режиссёр Ильсур Казакбаев. Он оставил лишь главную четвёрку — Треплева, Заречную, Аркадину и Тригорина, — и превратил троих последних в утрированных двойников, явившихся драматургу Константину Гавриловичу во сне. Аркадина стала чёрным лебедем Одилией, Нина — девочкой-искоркой, превратившейся в исковерканную женщину, а Тригорина — в одержимого беллетриста, с ног до головы увешанного блокнотиками. 

Анастас Кичик же обошёлся без таких экспериментов, и перенёс «Чайку» на сцену более прямолинейно (что, наверное, правильно, учитывая характер драмтеатра города корабелов и военных моряков, где на стенах — советские мозаики, а перед спектаклем поёт самодеятельный ансамбль, и по фойе ходит ростовая кукла), сосредоточившись на точном раскрытии взаимоотношений чеховских героев. В отличие от Казакбаева, его интересует боль каждого, пусть даже не самого значительного, на первый взгляд, персонажа.

Аскетизм выразительных средств и бережное отношение к тексту автора (он звучит на сцене без купюр) возлагают огромную ответственность на актёров, становящихся главными передатчиками эмоционального содержания. И, к сожалению, справляются они с этой задачей не до конца: то ли не сработались ещё с главным режиссёром, то ли времени не хватило.

Нина Заречная (Елена Вотинова) и Константин Треплев (Павел Митякин).Нина Заречная (Елена Вотинова) и Константин Треплев (Павел Митякин).

Елене Вотиновой в роли Нины Заречной не хватает девичьей органики, влюблённости в искусство. Даже сакраментальное слово «Сон!» во втором действии она произносит как-то буднично, без искры. Зато разочарованная Нина удаётся актрисе лучше: кажется, она уже острее её чувствует. Вадиму Мизину в роли Тригорина как будто бы неуютно: как и самому Тригорину — быть автором «милых и талантливых», но не более, рассказов. Кстати, в другом составе Бориса сыграет сам Анастас Кичик.

Тригорин (Вадим Мизин).Тригорин (Вадим Мизин).

Зато Анне Венгерович роль Аркадиной чрезвычайно к лицу. Особенно хороша она в сцене со своим возлюбленным беллетристом, когда отказывается отпускать его к Нине. Покорность и власть, тончайшие манипуляции — всё это очень хорошо видно, когда Аркадина, как кошка, крадётся к Тригорину по столу, а потом ложится ему на колени. 

Хочется верить, кроме того, и Треплеву Павла Митякина, и Маше Марии Несговоровой. Они чем-то похожи: оба создают образы недолюбленных, ершистых, но хрупких подростков, которых жизнь заставляет вырасти. Они даже сидят в похожих позах: обняв себя и раскачиваясь.

Одной из главных помощниц режиссёра и актёров в выражении эмоций и нюансов взаимоотношений становится музыка (звукорежиссёр — Константин Кислов). Мелодия, похожая на тёплый летний дождь, становится спутницей искреннего чувства, мечты и ощущения внутренней гармонии персонажей постановки. Когда герой говорит о любви, о творчестве, — внутренне возвышается, — звучит музыка, но потом чьё-то неосторожное немилосердное слово её обязательно обрывает: не даёт птице взлететь, наступает на горло песне, проходится сапогами по душе. 

Так безжалостно Аркадина убивает спектакль Треплева, прерывает музыку в разгар монолога Заречной своим: «Это что-то декадентское». А Тригорин сам же комкает зарождающуюся симпатию к Нине, меняя тему разговора с театра на рыбалку — и опять музыка обрывается. И так всё время — все снова и снова не слышат друг друга, прерывая музыку души другого человека. И самое ироничное (пожалуй, это в стиле Анастаса Кичика), что в финале режиссёр так же поступает со зрителями — «врубает» вместо трепетной мелодии в щемящем финале, в котором Аркадина успевает отреагировать на новость, которую ей просят не сообщать, «Луч солнца золотого», но в исполнении… Егора Летова.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.