За 38 лет в театре Валентина Родькина сыграла более 70 ролей — инфернального Доктора в «Петербургских сновидениях» по Гоголю, Машу в «Чайке» Чехова, Войну в «Ленинградской сказке», Клоунессу в «Буке — вредном зайце», Прекрасную даму в спектакле «Мой маленький креольчик» по песням Вертинского, Чернь в «Хамлете, датском принце», а ещё, конечно, белочек, мышат, лягушат и добрых фей…
Но для своего бенефиса предложила «Морозко». В декабре этой волшебной сказке «про дочку радивую, дочку ленивую да мачеху сварливую, старика незлобивого и собачку правдивую» исполнится 25 лет, и актрисе очень хотелось, чтобы старый добрый спектакль вернулся на сцену — к новым подросшим зрителям.
— Хочется поскорее вернуться к истокам, — сказала Валентина Родькина. — Получив новую сцену, мы возвращаем зрителям любимые спектакли, которые у нас давно не шли. Подросло поколение, которое ещё не знает их, и очень хорошо, что сейчас они открываются заново. Несмотря на то, что «Морозко» уже 25 лет, он мне кажется очень свежим, незамыленным для нас. Бывают спектакли — поиграешь их какое-то время, и вроде уже всё про них знаешь, становится скучновато. А есть спектакли, которые каждый раз открываются по-разному.
Кто не помнит слов «Тепло ли тебе, девица?» из одноимённой киносказки? Но у «Морозко» художественного руководителя Архангельского театра кукол Дмитрия Лохова — свой характер. Это красивая и нежная, но бойкая и мудрая история.
Оформление спектакля — звонкое, морозное: избушка под слоем снега кажется сахарной; мост, обвитый крохотными сосульками, по которому отец везёт сначала Дашу, потом Пашеньку в лес, — хрустальным. Актрисы, играющие «открытым приёмом», не уступают северянкам, вплетающим северное сияние в косы: их головы покрывает тончайшая ткань с серебряным шитьём — словно морозными узорами.
Кажется, что у юных зрителей в сказке два любимца — ленивица Пашенька, несмотря на вредный характер, и Собачка. Оба персонажа заставляют детей и взрослых смеяться до слёз. Особая примета Паши — смешной большой рот (видимо, потому что она так и норовит его разинуть на чужой каравай).
«Все актёры — мазохисты»
После спектакля, оваций и поздравлений Валентина Родькина вместе с руководителем литературно-драматургической частью Светланой Логиновой рассказала «Региону 29» о преодолении страхов и отношениях с куклами.
— Валентина Николаевна, насколько игра в живом плане отличается от игры с куклой?
— Мы в театре настолько долго уже так живём — и с куклой, и без, — что разницы уже не чувствуется. Кукла усложняет только самое начало работы с ней, пока у тебя ещё внутри не сложилось, пока спектакль не сложился. Когда ты не уверен в себе, кукла защищает: прячешься за неё внутренне. Кажется, раз ты с куклой, весь зал тебя не видит, хотя всё, конечно, прекрасно видно. Мне вначале было гораздо труднее работать в живом плане: у меня еще не было такого опыта. Я, когда впервые вышла в «Креольчике» по Вертинскому, я так боялась!.. Там в песне есть такие слова: «Вы стояли в театре в углу за кулисами». А я думала — выйду и упаду, и будут про меня петь: «Вы лежали в театре в углу за кулисами»… Было жутко страшно, потом преодолела.
А до спектакля «Они и Мы» у меня никогда не было отдельных монологов — чтобы выйти один на один со зрителем. А там — длиннющий монолог. Мне тоже казалось: выйду, у меня во рту пересохнет, и я ничего не смогу сказать… И через это тоже прошла.
— А сейчас вы ещё и пьесы пишете! Как у вас открылась эта творческая жилка?
— Мы вообще-то капустники сочиняли очень давно. У нас раньше к каждому празднику были капустники, и надо было тексты к ним сочинять, а потом «Совхоз «Олимп» появился, наш долгоиграющий «капустный проект». Вот с этого всё и пошло. А когда началась реконструкция театра, у актеров стало появляться много самостоятельных спектаклей. Никогда я не мечтала иметь самостоятельный спектакль, просто рядом была Нина Туманова. Благодаря ей появилась первая самостоятельная работа — «Мышка-торопыжка», а потом — «Северная сказка». И потом постепенно всё в театр перешло, стали работать над пьесами для репертуара.
— Дело в том, что пьесы к очень многим спектаклям мы пишем сами, — добавила Светлана Логинова. — И на репетициях актёры, импровизируя, выдают очень удачные фразы. Так вот, Валентина Николаевна у нас в этом отношении — просто кладезь, что ни фраза, то в десяточку. В «Хамлете» много реплик предложено ею. А сейчас она над инсценировкой «Каштанки» работает. 22 июня должна быть премьера.
— А почему — «Каштанка»?
— Это же Чехов! Это очень сложно, но очень интересно. Я, когда над чем-то работаю, должна погрузиться в автора, прочитать всё, что он написал. Когда «Снежную королеву» ставили, Андерсена всего перечитала. А когда работала над ролью Маши, я столько «Чаек» пересмотрела разных!
— Знакомство с другими интерпретациями вам помогает, не сбивает?
— Мне тогда помогло. Я убедилась, что права в своей интерпретации, и что так её никто не играет. Из всех Маш мне понравилась Добровольская, а остальных я категорически не принимала, они мне казались скучными. А Чехов ведь сам по себе очень интересный! Я бы хотела, чтобы фильм по «Чайке» снял Никита Михалков. Но не теперешний, а ранний — периода «Неоконченной пьесы для механического пианино» и «Рабы любви». В «Неоконченной пьесе…» он хороший ключ нашёл к Чехову, а это ведь очень трудно.
— У актёра театра кукол погружение в роль начинается вместе с куклой или раньше?
— Нет, всё начинается гораздо раньше. В нашем театре часто, когда мы начинаем работать над спектаклем, кукол ещё нет. И, бывает, создаёшь образ без куклы, а потом получаешь её и понимаешь, что нужно совершенно другое. И приходится себя ломать! Просто ломать, потому что ты уже внутри у себя всё создал: тебе уютно, комфортно, — а тут надо всё начинать с нуля. Как-то к нам на репетицию «Крошки Енота» пришла одна студентка, занимающаяся театром. И у меня был Кролик. Я с ним мучилась, мучилась… Она говорит: «Я никогда не думала, что в театре кукол такие же страсти, как в драматическом…».
Помню, в «Машеньке и Медведе» у меня было три роли, и куклу Лисы мне дали буквально за два дня до премьеры. Я забрала эту Лису с собой домой, мне нужно было успеть сблизиться с ней, понять. На следующий день я пришла к Дмитрию Александровичу Лохову и сказала: «Я не успею. Нужного результата сейчас не получится. Я не буду торопиться». Все актёры — мазохисты: они страдают, когда не дают ролей, а потом, когда дают, страдают, что ничего не получается.