Север не для людей, но я — ребёнок Севера: в Архангельске показали перформанс о невзаимной любви

В этом откровенном, почвенном высказывании о жизни на Севере — о нечеловеческих условиях, золоте закатов, внутренней фокусировке и вопреки всему этому — человеческой теплоте — романтическая ностальгия уехавших из Архангельска соседствует с любовью-ненавистью оставшихся. 

Постановку на стыке современных форм театра — пластической импровизации и вербатима — создала международная команда, в которой поморов «бывших» и «настоящих» было примерно поровну, что и уравновесило поэзию и прозу, позитив и негатив.

К работе над спектаклем-перформансом автор идеи — архангельский куратор Кристина Дрягина — привлекла двух поморских «эмигрантов» — хореографа Николая Щетнёва и режиссёра Еву Валиеву. В своё время Щетнёв основал в Архангельске международный фестиваль современного танца и перформанса «Прикосновение», а потом нашёл себя в театре Samovarteateret в норвежском Киркенесе. А Валиева в прошлом — руководитель архангельского театра-студии «Девка Крюкова» и организатор фестиваля «Фонарь!», сейчас — выпускница мастерской Бориса Юхананова в Электротеатре «Станиславский». 

Ева Валиева.

Зато трое танцоров, трое актёров и один студент колледжа культуры — те, кто остался на Севере. Или даже, как в случае с балериной Зинаидой Гагарской, вернулся. 

Помимо актёров и танцоров в создании текста в основе спектакля-перформанса приняла участие сотня архангелогородцев, чьи воспоминания и противоречивые чувства по отношению к своему городу придали этому художественному высказыванию исповедальный характер и правду факта. В них и и смех, и горесть. Много любви. На воспоминание маленькой девочки, которую дед с санок выронил в сугроб, накладывается ирония взрослой женщины: «Я лежала там, в снегу, в полной советской амуниции, и думала только об одном — как прекрасен Русский Север».

Сценическое время разгоняется от какой-то хтонической древности с чудью белоглазой до сегодняшнего дня. Не зря в свои первые мгновения перформанс обостряет, наэлектризовывает ощущение глубинной связи человека с природой: артисты один за другим насвистывают, и в этом свисте — больше от вьюги за окном, чем от птичьих трелей; свистящим шёпотом смакуют слова «Ветер», «Снег», «Лес». И первой осмысленной фразой в этой разноголосице, что примечательно, становится именно осознание: «Есть в Севере что-то дремучее…».

В способах актёрского существования и пластической импровизации очень много телесного. 

Холод становится одним из главных предлагаемых обстоятельств, в которых существуют исполнители: они растирают друг другу руки и лодыжки, с наслаждением прислоняются к стене и греются, как у печки-голландки. 

Холод обрекает на движение, замер — замёрз. Дискомфорт вшивается в сознание северянина и перестаёт восприниматься, как аномалия. В детских воспоминаниях о белье, которое полоскали в проруби в Соломбале, больше радости, чем от гуляний на празднике в Ломоносовском ДК.

Спектакль-перформанс то крепко, двумя ногами, стоит на земле, опираясь на жёсткие статистические данные и действительность с её проблемами — миграцией, естественной убылью населения и экологией, — то уносится в космос, пытаясь познать глубинные взаимоотношения человека с Севером и фокусируясь на внутренней идентичности. 

Познавая самоё себя и помогая в этом зрителям, «Живые течения» сосредотачиваются на основных доминантах северного сознания. Одна из них — река — средство коммуникации, метафора времени, артерия. Она приносит новое и уносит старое, без неё в городе нечем дышать, негде побыть наедине с собой. Другая — небо. В городе неброских красок небо рождает множество оттенков. 

Ещё одна — архангельская набережная — место притяжение, которое «впитало буквально каждого из нас» — романтическое пространство свободы, музыки и лета. Ему команда перформанса посвятила песню северодвинского музыканта, известного как Дмитрий Шлёп, сыгранную на гуслях, свистульке и глюкофоне. Припев: «Белая ночь за полярным кругом, само небо играет джаз», — оставляет узелок на память об Архангельске, как о джазовой столице России. Потянешь за ниточку — и вспоминаешь Владимира Резицкого.

Настроение перформанса меняется лихорадочно, биполярно. 

От эллегии — к обличению. После романтических песен зрителю вливают в глотку «коктейль из жёстких статистических данных» с высоким «градусом неконтролируемой тревоги». И ожидаемо разговор заходит о московском мусоре на Русском Севере. Экопротестный контекст не идёт в разрез с философией «Живых течений». Во-первых, всё по-писаному, вернее, по-сказанному. Во-вторых, многих северян необходимость защищать свою землю с плакатами привела к тем же выводам, что и авторов перформанса-исследования, спровоцировала процесс внутренней самоидентификации, признания: «Я — ребёнок Севера», «Я стрелка компаса, моё направление — Север».

Как жить ребёнку Севера, когда Север — не для людей? 

Разрешением главного конфликта перформанса — любви к месту, которое тебя не любит — становится действие: «Уезжай или делай что-нибудь». Потому что Север — это движение.

Следующий показ «Живых течений» состоится в «архдраме» 10 февраля.