информационное
Фото Артёма Келарева.
20 июня, набережная Северной Двины, спуск к пляжу у площади Мира. В 21:00 здесь начинается спектакль по мотивам одноимённого романа Франца Кафки о молодом коммивояжёре, превратившемся в страшное насекомое. Выбор места традиционен: буквально в прошлом году «PG project» играли на этом же месте спектакль «Chuma21». Танцоры говорят, что это их любимое место, и их можно понять: на фоне реки и заходящего солнца их хореография смотрится волшебно. К тому же, зрителям удобно сидеть на гранитных ступенях.
Поэтому нас не удивляет, когда артисты твёрдо, несмотря на угрозу переноса постановки под крышу из-за дождя, решают играть «Превращение» именно здесь. Что бы ни случилось.
После огненного выступления колумбийских барабанщиков «AAINJAA» суровая северная погода идёт на уступки: солнце, клонящееся к закату, дарит «Превращению» лучшие декорации, какие только можно было пожелать. Светило бьёт прямо в глаза, заставляя щуриться: не больно-то приятно, зато так достигается максимальная концентрация на мелкой моторике и филигранных движениях артистов.
«Замотай мне ножки!»
Помимо природной сценографии на прямоугольнике из линолеума разбросана скомканная бумага и расставлены мостки, сколоченные из деревяшек и обмотанные прозрачной клейкой плёнкой, похожей на пищевую. Ею же к доскам примотаны пятеро танцовщиц во главе с хореографом спектакля Наташей Беспаловой. Из танцовщиц она одна остаётся на ногах — остальные навзничь лежат на своих досках. Скованы у них даже ноги. Лежащим актрисам помогает пиар-менеджер коллектива Алёна Новикова.
— Алёна, а замотай мне ножки тоже! — просит одна из девушек.
— Какие вы все хитрые! — отзывается та, но, конечно же, помогает.
Сергей Медведев — единственный мужчина на линолеуме, и, само собой, явственнее всего соотносится с главным героем. Он ни к чему не прикован, зато обмотан — с головой.
С первыми аккордами тревожного, сверлящего душу скрипичного соло, все пленники начинают вырываться из своих коконов. Сначала — вяло, как будто спросонья: героиня Беспаловой (можно ли назвать её героиней в полном смысле, если она может быть всего лишь частичкой подсознания, тела или мира, окружающего Грегора?) поначалу только выгибается под несколькими слоями плёнки (или паутины, или — хитина), встаёт на цыпочки, пытаясь ослабить пути.
Остальные артистки барахтаются, кувыркаются, сучат ножками — многочисленными ножками Грегора — и с горем пополам встают на четвереньки с деревянными панцирями на спинах. Все эти лихорадочные движения напоминают потуги Грегора Замзы совладать со ставшим непривычным телом и встать с кровати.
То, как артисты рвут на себе плёнку, одновременно и прекрасно, и отвратительно. Почему-то не отпускает мысль, что клочья спрессованного пластика на самом деле — ошметки кожи, ещё не успевшей высохнуть и отшелушиться, болезненно отходящей. Почему-то напрашиваются ассоциации и с родами: отхождением плаценты, разрезанием пуповины. Но мы ведь о насекомых говорим, ведь так?
Движения тел, освобождённых от покрова, становятся плавнее, балетнее: лишь пальцы рук продолжают шевелиться, корчась, как сухие ветки.
Перекур со зрителем
Постановка сама по себе — неожиданность. Но есть в ней пара моментов, которых и вовсе предсказать никак нельзя. Например, Наташа Беспалова ни с того ни с сего, после сорока минут всеобщего молчания, начинает выкрикивать слова: «Какой потрясающий, красивый человек!..».
А потом вдруг выходит за границы настила с сигаретой в руках и садится к зрителям на ступени — вместе давить пупырышки на упаковочном целлофане. Можно побиться об заклад, что в такой форме эта сцена играется впервые в Архангельске: потому что на премьере в Петербурге пространство сцены было затянуто плёнкой, — не повзаимодействуешь со зрителем.
Попытка к бегству
Действие спектакля невероятно циклично: оно постоянно возвращается к главной смысловой оси. И это даже не безумие Грегора Замзы, не его трагическая гибель (с 1912 года это никакой не спойлер), а его фатальная неудавшаяся попытка к бегству.
Поэтому в основе спектакля — две силы, противоположные друг к другу: движение к центру и на периферию, от общности к обособленности и обратно. Сергей Медведев — главный, персонализированный Грегор — становится тем, кто постоянно спасается бегством, а пятеро танцовщиц — теми, кто неустанно стремится его настигнуть. Они — и семья Грегора, паразитирующая на его доходах, и части его нового ужасного тела, а также больные мысли в его голове. Когда настигают, все шестеро обезличиваются и становятся похожи на одно существо — какую-то гибридную многоножку.
Такая сцена с различными пластическими вариациями в спектакле повторяется неоднократно. Сначала Сергей (Грегор) как бы и сам стремится стать частью целого, в котором они шестеро объединяются в одно, но чем дальше, тем сильнее и чаще он пытается уйти от них. Танцовщицы не дают: ползут за ним, хватают его за ноги.
Примерно такой же попыткой к бегству спектакль и заканчивается: Грегор бежит по кругу, за ним — погоня. В один момент он просто падает, как подкошенный. Только затем его частички успокаиваются и опускаются на настил в картинных позах. Лишь героиня Беспаловой продолжает бежать: как последние секунды бежит птица, лишившаяся головы.
Последний шанс посмотреть «Превращение»
- 22 июня, в 20:00 — площадь перед театром драмы.