Сергей Звягин: «Подлинное искусство – это полёт души»

В ближайшие дни в столице Поморья начнётся установка мозаичного панно «Архангельск — первый морской порт России», автором макета которого является Сергей Александрович. В сюжете ретроспективной картины — исторический центр города со стороны Северной Двины, где вдоль берега располагаются старинные суда разных эпох. Архангелогородцы и гости города скоро станут свидетелями масштабного художественного замысла.

Незадолго до начала монтажа панно мы поговорили с Сергеем Звягиным о его пути в яхтенный спорт, искусстве и философском мировоззрении.

На пленэре. Шпицберген (2013)

— Сергей Александрович, яхты, маринистика, Арктика… можно прийти к нехитрому выводу, что вы родились на Севере.

— Да, я родился и жил на Кегострове. Просыпаешься утром, смотришь в окно, а там — корабли, яхты. Место рождения и жизненная среда определяют многое и, что называется, на перспективу. В юности начитался литературы о путешественниках и кругосветных плаваниях. У меня была настольная книга из серии «ЖЗЛ» «Михаил Петрович Лазарев», рассказывающая о знаменитом адмирале, который вместе с Беллинсгаузеном открывал Антарктиду. Увлёкся этой темой. Сам строил модели судов. Рядом с домом был небольшой пруд, где я их и запускал.

— А родители у вас были связаны с морем?

— Нет. Отец — авиатор, а мама была музыкальным работником в детском учреждении.

— А к яхтам как пристрастились?

— Позже, когда мы переехали в город, я записался в штурманскую секцию детской водно-технической станции, которая работала при второй школе. Изучал сопутствующие дисциплины, теорию. На практике мы могли работать на катерах и яхтах. Сначала нужно было подготовить судно — очистить, покрасить, привести в порядок. Тут же механики, такие же пацаны как и я, занимались подготовкой двигателя.

Наша база находилась рядом с Кузнечевским мостом — там, где сейчас расположена стоянка катеров. Там стоял списанный пригородный теплоход, яхты, лодки. Мой товарищ пригласил меня прокатиться на яхте класса «Финн». Это был восторг! Я заразился, можно сказать, на всю жизнь.

Затем выпросил себе яхту у директора станции. Он дал мне яхту класса «Олимпик», у которой не было мачты, и сказал: «Сделаешь мачту — занимайся». Ребята и взрослые помогали мне установить мачту. В итоге яхту мы вооружили, и я начал ходить на ней без остановок, с утра до ночи. Благо лето у нас располагает к такому режиму. Мне тогда было 14 лет.

К концу навигации руководство парусной секции решило устроить соревнования, приуроченные к закрытию сезона. Им не хватало участников для выполнения разрядов, и меня включили в соревнования. Была гонка с пересадкой, когда на каждом этапе конкуренты меняются яхтами. Никто не ожидал, но я эти соревнования выиграл.

Парусные гонки на Северной Двине 1960-е годы (2008)

— Вы победили, будучи самоучкой?

— Да. А в то время — в 1960–70-е годы так и было: если нет наставников, всё делаешь сам. Естественным образом я влился в среду яхтсменов. Выезжал на соревнования. Вошёл в сборную центрального совета «Водника» сначала по юношам, а потом и по взрослым.

— Много усилий потребовалось, чтобы стать мастером спорта СССР?

— Очень много. Это колоссальный труд. Спортивная классификация требовала для выполнения звания мастера спорта СССР победу в первых десяти процентах от общего числа заявленных участников соревнований. Если, скажем, в соревнованиях участвуют 20 яхтсменов, ты должен занять как минимум второе место. Плюс обогнать четырёх мастеров спорта и пять кандидатов в мастера. И обязательным было, чтобы эти соревнования судили судьи не ниже республиканской категории. Эти условия выполнить было очень непросто.

Поэтому и подготовка должна быть соответствующей — и техника, и тактика, и другие оставляющие, которые определяют твою форму и спортивные возможности. Вообще, парус — вид спорта, привлекающий тем, что кроме физической подготовки, без которой не добиться результата, нужна сила, сноровка и выносливость. Четыре часа идёт гонка, а тебе нужно висеть над бортом на ремнях.

Баренцево море. Поход в Норвегию на яхте Архангельск (1988)

— Получается, в вас параллельными курсами развивался и спортсмен и художник.

— Тут по-разному можно объяснять. Но, если лодка не подготовлена с точки зрения эстетики, я в неё не сяду. Пока она не будет доведена до состояния, которое мне по душе, я на тренировку не выйду. Кажется, а при чём тут это? А ещё как при чём!

У художника есть возможность видеть невидимое. Чувство на уровне интуиции, которое, на мой взгляд, помогает и в других делах. В том числе и в морских. Поэтому в моей жизни всё переплетено: и спорт, и живопись, и философия.

— А учиться рисовать вы стали сразу с морской темы?

— Не сразу, она как-то естественным образом появилась. Увлекался парусом и параллельно занимался рисованием. Сначала самостоятельно, а когда объявили конкурс на поступление в детскую художественную школу, я отправил несколько рисунков и меня приняли. Четыре года занимался. Сам процесс обучения в художественной школе предполагает, что ты рисуешь не только то, что хочешь. Было несколько дисциплин: композиция, живопись, рисунок, скульптура, история искусств, которые и позволили мне получить основы мастерства.

В юности мне нравились пейзажные работы, натюрморты. Много работ у меня связано с путешествиями в Арктику. Когда был в Голландии, очень любил цветы писать. В маринистику я втянулся, можно сказать, благодаря памятным мероприятиям.

В 1994 году в Архангельск пришло 17 зарубежных яхт. И я участвовал в организации международного визита. Это был совместный маршрут, посвящённый 400-летию плавания Вильяма Баренца на Север. И уже начиналась подготовка к 300-летию российского флота. А, как известно, Пётр I учился корабельному делу в Голландии, поэтому на этой почве у нас было много интересных программ и проектов.

На борту клипера «Аргус», куда я был включён в команду, мы прошли по Беломорско-Балтийскому каналу до Санкт-Петербурга. Кстати, прежде Беломорканал был закрыт для иностранных судов. И тут же голландцы пригласили меня пройти с ними до Амстердама. У меня даже визы не было. Капитан «Аргуса» обратился к генеральному консулу Нидерландов и тот ответил: «Не проблема». Сейчас такое сложно себе представить.

Так вот во время перехода из Санкт-Петербурга я начал делать морские зарисовки. А позже в поездке в Норвегию продолжил. Естественно, какие-то кораблики я изображал и прежде, но маринистика захватывала постепенно. Сама жизнь к этому располагала. Получилось так, что морское наследие и всё, что связано с морем и парусами, стало мне близко и интересно.

— Все знают Айвазовского, но это далеко не единственный наш знаменитый маринист. Но в чём его секрет?

— Конечно, в России много выдающихся художников моря. Я считаю того же Александра Борисова маринистом: Арктика без моря немыслима. Но Айвазовский заслуженно получил такую популярность. Он много учился: брал в детстве частные уроки, потом окончил Императорскую Академию художеств, стажировался в Италии. Много путешествовал, совершенствуя мастерство. Затем пошли заказы от военно-морских ведомств, что, естественно, помогло в «раскрутке» художника. Он стал частью истории страны как летописец отечественного флота.

— Маринистика сложна с технической точки зрения?

— Смотря для кого. Кому-то сложнее изобразить волну, чем цветы. А кому-то — наоборот. Главная задача — показать, что всё это живое. Иногда это может получаться, иногда — не очень.

Плавание вокруг Скндинавии на яхте Qwest (2009)

— А вдохновляться нужно натурой или это могут быть вымышленные сюжеты?

— Бывают и вымышленные сюжеты, хотя они всё равно основаны на реальности. У того же Айвазовского есть работы, которые можно отнести к жанру фантазии. Но он с детства наблюдал море в Феодосии. Поэтому образная система постепенно выстраивалась, а затем воплощалась в конкретном произведении.

— В искусстве еще не схлынула волна эпатажа, когда, условно говоря, художник обливает натурщицу краской и та катается по холсту, а потом всё это выдаётся за новое слово в истории живописи.

— На мой взгляд, такие явления исчезнут. Это не искусство, а способ вызвать к себе интерес.

— Но ведь тот же Сальвадор Дали, судя по всему, тоже знал толк в пиаре: не каждый гражданин выйдет на прогулку с муравьедом.

— У Дали были сильные художественные образы и идея, пусть и экстравагантная. Он не смог бы стать известным художником без дарования, только за счёт эпатажа.

И другой пример. Один, так скажем, чудак, который называет себя фотографом-художником, сжёг дома в заброшенной деревне ради кадра. Ты сначала создай, а потом разрушай! Это не прогресс, а «модернизация» с душком вандализма.

— То есть настоящее, подлинное искусство всегда будет ближе человеку?

— Безусловно. Потому что в художественном творчестве проявляется человеческая душа. Подлинное искусство — это полёт души. И автора, и зрителя.