информационное
Фото Артёма Келарева.
Случиться этому позволило сотрудничество «архдрамы» с московским проектом «Театромания» — он же привезёт в наши края лирическую комедию «Ты где-то рядом» с Фёдором Добронравовым и Мариной Ивановой.
Со спектакля режиссёра Романа Дробота по пьесе болгарского драматурга Христо Бойчева о шестерых (или всё-таки семерых?) сумасшедших, запертых в психиатрической клинике в горах на Балканах, началось знакомство архангельского зрителя с концептуальным московским Электротеатром Станиславский — наследником дореволюционного кинотеатра, оперно-драматической студии и театра, возглавляемым теперь режиссёром Борисом Юханановым.
Не сказать, чтобы знакомство получилось показательным. В Архангельск приехал не самый знаковый спектакль репертуара, а, скорее, гастрольный хит с известными лицами — Дмитрием Чеботарёвым из «Майора Грома» и Антоном Лапенко. Впрочем, выезд «Орфических игр» — знаменитого новопроцессуального проекта Электротеатра, состоящего из 33 актов и 12 спектаклей, — это нечто из разряда фантастики. Да и трёхдневная «Синяя птица» худрука театра Бориса Юхананова — тоже, надо полагать, неперелётная. Или хотелось бы, чтоб на нашей сцене «Октавия. Трепанация» провели? Вряд ли. Так что спасибо «Полковнику-птице», что долетел.
Занесённая снегом психиатрическая больница балканских горах, в которой действие разворачивается на фоне военных конфликтов в Югославии, отчасти напоминает… горьковскую ночлежку. Ту самую, в которой действующие лица оказываются «На дне». И в ночлежке, и в психушке находятся бывшие люди: и там, и там, — вор, актёр, проститутка. И там, и там находится персонаж, который всё переворачивает с ног на голову. И там, и там есть порыв к другой жизни. Есть надежда, но есть и сомнение — не обманывает ли она?
Главные герои — шестеро сумасшедших: глухой актёр Хачо, который каждый вечер замирает перед экраном телевизора, передающим вести с югославского фронта; цыган Давуд, так тяжело переживающий эректильную дисфункцию, что готов повеситься; клептоман Киро, тащущий в карманы всё, что плохо лежит; русский полковник Фетисов с ПТСР, который потерял жену и детей; проститутка Пепе, «служившая» «таможенницей любви» на автомобильном мосту через Дунай; «маленький» Матей, которому чудится, будто он становится настолько крохотным, что его можно раздавить.
Владимир Долматовский.Репетиции шли этюдным методом, и каждый артист по-своему доходил до сумасшествия своего персонажа.
— Когда темнеет, он становится маленьким, — рассказывает Владимир Долматовский о своём Матее. — Он боится, что кто-нибудь на него наступит. Непонятно было, как играть парня, который боится всего. Я придумал свою историю — что он был завален горой трупов. И пока его не вытащили оттуда, он там лежал очень долго, чуть ли сам уже не умер.
На сцене создано условное пространство, реализма которому, парадоксальным образом, добавляют фрагменты церковных фресок. Их художник спектакля Полина Фадеева выполнила по мотивам подлинных, обнаруженных ею в одной заброшенной балканской церкви. По пьесе лечебница находится в бывшем монастыре Сорока святых мучениц, так что тут всё логично. И, кстати, Пепе, единственная женщина в этой палате для шестерых, и впрямь верит, что находится в святой обители. То-то она сначала похожа на монахиню.
— Когда я читала пьесу, я думала, что это не для меня роль, — говорит исполнительница роли Пепе Дарья Колпикова. — Я её даже внешне другой представляла. Но как в пьесе все пошли за полковником, так мы все пошли за режиссёром. Благодаря ему, у меня не осталось никаких сомнений, что это моя роль. Роман Олегович искал что-то новое в каждом из нас. Он взял и перевернул нас, заставил поверить в себя. Для меня эта роль стала открытием. Ты в жизни больше сумасшедший, чем сумасшедший человек. Сумасшествие — это абсолютная убеждённость.
Дарья Колпикова.Адекватность седьмого персонажа — молодого доктора, которого будто выкидывают, выбрасывают, как такого же лишнего, к бывшим людям, — с самого начала под вопросом. Обстоятельства его появления на сцене, куда его выкатывает молчаливый голубь-коммандос, периодические инъекции в вену и разговоры по «сломанному телефону» с областным психодиспансером, в которых вместо ответов — бессвязное бормотание, — говорят не в его пользу. И чем дальше, тем сильнее уверенность, что доктор, такой же умалишённый, как и его пациенты. Или даже, что он и сам изначально — пациент.
— Порой для того, чтобы остаться человеком в нечеловеческих условиях, приходится сойти с ума, — говорит режиссёр спектакля Роман Дробот. — Порой приходится отвечать на вызовы жизни через фантазию, через игру, через некое отстранение.
Роман Дробот на монтаже спектакля.Продолжая параллели с горьковской ночлежкой, остаётся гадать, кто же из двух персонажей — доктора и русского полковника — Сатин, а кто — старец Лука?
Несмотря на то, что в историю зрителей вводит доктор, ведёт её за собой именно полковник. В начале первого действия русский словно манекен в руках соседей по «палате». Те буквально лепят из него, что хотят, складывая его пальцы в знак victory и сгибая его ногу в колене, чтобы поза была более непринуждённой. Он не говорит — его единственным коммуникатором с миром остаётся мягкая игрушка, которая при нажатии на брюшко выдаёт фразу: «Поехали домой, а то я уже есть хочу». Зато когда после получения матпомощи от ООН Фетисов заговаривает, он из куклы в руках соседей по обители превращается в гамельнского крысолова, который очаровывает товарищей не флейтой, а старой-доброй русской «Калинкой-Малинкой». И тогда даже доктор начинает волей-неволей отзываться на его завораживающую пляску: его тело как бы против воли начинает двигаться в такт музыке.
Фетисов, который внушает самопровозглашённой «боевой единице ООН» веру, что люди тоже могут летать, как птицы, что блаженны сумасшедшие, всё равно что Лука. Он ведёт свой отряд в неизвестность. И доктор, в отличие от Сатина, не стремится никого переубедить. Режиссёр обрывает этот порыв к свободе, к собственному достоинству, на высокой ноте. Парашют, под которым к монастырю сбросили с воздуха материальную помощь, становится поднятым парусом, а семеро смелых — экипажем судна, идущего в бескрайнее море.