«Потом пришли бумаги, что вся власть в руках ГКЧП, и нам следует выполнять её распоряжения»: как Августовский путч отозвался в Архангельске

Особенно нелегко с 19 по 21 августа приходилось региональным властям, выбирая — выполнять ли решения ГКЧП или следовать призывам к неповиновению Бориса Ельцина, президента Российской Федерации.  В Архангельской области в те дни председатель Совета народных депутатов Юрий Гуськов и председатель облисполкома Павел Балакшин оказались в отпуске, и «на хозяйстве» остался зампредседателя Совета депутатов Виктор Ширяев. С ним о событиях тридцатилетней давности поговорила редактор газеты «Правда Севера» Светлана Лойченко.

— Виктор Алексеевич, для начала давайте вспомним сам день 19 августа 1991 года. Как он начался для вас?

— Так же, как и для всех: после гимна прозвучало сообщение о том, что в стране создан Государственный комитет по чрезвычайному положению, главная задача которого — не допустить подписания Союзного договора в том виде, который существовал на то время. А подписание договора было запланировано на 20 августа. Также сообщалось, что временно в Москве объявлено чрезвычайное положение, а в стране приостанавливается деятельность политических партий, общественных организаций и массовых движений. Запрещалось проведение митингов, уличных шествий, демонстраций, забастовок, вводилась цензура в СМИ, приостанавливались выпуски некоторых газет. Также в то утро с критикой нового Союзного договора выступил председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов.

Я вышел на традиционную утреннюю пробежку, в том числе, чтобы посмотреть, что делается в городе. Но в Архангельске было всё спокойно, шла обычная размеренная жизнь.

— В это время из Москвы вы получали какие‑либо установки?

— Поначалу никаких установок не было. Договорился встретиться с Аркадием Личутиным, заместителем Балакшина в ту пору, чтобы обсудить ситуацию, сверить позиции. Оказалось, что у него тоже не было никакой информации. Потом пришли бумаги, что вся власть в руках ГКЧП, и нам следует выполнять её распоряжения.

— Кстати, потом вас обвиняли в том, что вы так и поступили…

— В то время было много вранья, но говорить об этом сейчас не хочется. Кто здесь был до вечера 20 августа? Кто знает, какие распоряжения поступали и какие я выполнял?

— Говорили также, что вам предлагали ввести в Архангельск дивизию для поддержания порядка. Это так?

— Я оставлю это без комментариев. Но тогда я посчитал, что делать это нецелесообразно.

— Как вы в то время сами для себя оценивали действия ГКЧП — это орган, который действует законным образом в чрезвычайной ситуации или в действительности произошёл путч, а его участники власть захватили незаконным путём?

— Давайте сначала поговорим о законности. Власть никто не захватывал — ведь в ГКЧП входили люди, которые этой властью обладали в законном порядке. И в Конституцию они вложились. Почему их потом всех оправдал суд? Потому, что в их действиях не было состава преступления. Также давайте посмотрим, почему появился Государственный комитет по чрезвычайному положению.

Но для начала заглянем в ближайшую историю. 1980–1985 годы известны как «пятилетка похорон» — в 1982 году был похоронен генеральный секретарь КПСС Леонид Брежнев, в 1984‑м — Юрий Андропов, сменивший его на этом посту, а в 1985‑м страна простилась с ещё одним генеральным секретарём Константином Черненко. И всё это время страна ожидала перемен. Виктор Цой ощущал это на подсознательном уровне, когда пел: «Мы ждём перемен». Но сами люди не знали, как их осуществить, поэтому запрос общества на перемены был адресован верхам. В это время происходит кардинальная смена руководства страны — вместо стариков к власти пришёл молодой энергичный руководитель, появились новые понятия «перестройка», «гласность»…

— Уже теперь подзабытое «ускорение» — тогда много говорили о том, что у нас низкая производительность труда по сравнению с развитыми экономиками, и чтобы её повысить, тоже предлагались реформы…

— Всё это хорошо, если бы не одно обстоятельство — план перестройки со всеми этими реформами был только в голове у самого Горбачёва. Вернее, никакого плана, как оказалось, не было, а только яркие заявления, которые поначалу нравились народу, много говорильни, которая нравилась новым молодым политикам — демократам. А они в большом количестве стали появляться в эту пору, вытесняя государственных деятелей. 

Знаете, чем отличается политик от государственного деятеля? Государственный деятель думает о будущих поколениях, а политик — о будущих выборах. 

Чтобы «пошаманить» во время предвыборной кампании и успокоиться до следующих выборов. Тогда же «авторитет» заменили на «имидж», а это принципиально разные понятия — авторитет надо завоёвывать, а имидж — создавать. А народ стал электоратом. И самое главное — начались шатания среди республик, входивших в Советский Союз, все стали считать, кто кого кормит, кто кому недодаёт, полагая, что самостоятельно жить будет лучше.

— В России ведь тогда тоже активно говорили о том, что ей нужен суверенитет и независимость…

— Россия одной из первых объявила о своём суверенитете в рамках обновлённого Союза. Случилось это 12 июня 1990 года. В этот день I Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о её суверенном статусе, и законы Российской Федерации стали главенствовать над союзными.

— С юридической точки зрения это законно?

— Если входишь в федерацию, как можешь ставить свои законы выше федеративных? Это нарушение закона. Потом стали готовить новый Союзный договор. И то, как он готовился, не нравилось трезвомыслящим людям, которые понимали, что его подписание ведёт к дальнейшему развалу Союза. Горбачёв ситуацию держать под контролем уже не мог, экономика падала, с полок магазинов исчезали продукты, люди возмущались такими результатами перестройки. А ГКЧП был призван контролировать и ситуацию в стране, и ход подготовки договора. И это была последняя, правда, непрофессиональная попытка сохранить Союз.

— С точки зрения обычных людей, действия членов ГКЧП, правда, больше были похожи на переворот, особенно когда на пресс-конференции вице-президент СССР Геннадий Янаев, который возглавил комитет, сообщил, что президент Горбачёв болен и не может выполнять свои обязанности. И руки при этом у Янаева дрожали, возможно, он и сам был нездоров. Хорошо помню, как это удручающе действовало на всех, кто наблюдал за той пресс-конференцией.

— Горбачёв тогда на самом деле был не в состоянии принимать решения, и он знал о создании ГКЧП, более того, об этом речь шла ещё с марта. Я же говорю — там было много вранья.

— Но людям‑то искренне хотелось перемен! Тогда в стране сформировался мощный народный порыв, направленный на то, чтобы изменить жизнь, сделать её лучше, свободнее, справедливее.

— Но в какие руки попал этот порыв? Что главное для человека у власти? Это воля. Её как раз у Горбачёва и не было, чтобы решить, что с этим порывом делать.

— Если политической воли не было в то время у Горбачёва, то также её не было и у членов ГКЧП — ведь за три дня ничего не произошло, более того, Борис Ельцин, президент Российской Федерации, беспрепятственно проехал мимо танков и бронетехники к Белому дому и сделал своё знаменитое заявление на его ступеньках, которое и решило исход этого противостояния. И получилось, что ГКЧП не только не достиг цели сохранить Союз, но, как потом не раз с сожалением говорили его участники, невольно подтолкнул к его окончательному распаду. И народ в большинстве своём Ельцина тогда поддержал, связывая с ним демократические преобразования в стране и полагая, что таким образом жизнь улучшится.

— 21 августа я поехал в Северодвинск на заседание городского совета депутатов, состав которого был очень демократический. Его заседание было посвящено поддержке демократии и осуждению действий ГКЧП. Как они тогда измывались над людьми, которые хотели для Отечества сделать хорошо! А вскоре Северодвинск сел в жёсткую калошу. По полной хлебнули, но совет был очень демократический. А потом им сказали — вы хотели перемен, вот вам перемены. А мы не таких хотели…

— Виктор Алексеевич, что, по‑вашему, прежде всего показал август 1991 года?

— Август 1991 года как раз показал, к чему приводит отсутствие воли. И результат для страны был очень тяжёлый. 

От распада Союза пострадали все республики, даже если они тогда стремились к этому, не осознавая последствий. Сколько жертв случилось потом, сколько «переселения народов»! Последствия этого распада сказались на всех сферах жизни — политике, экономике, семейных отношениях. И эти процессы продолжаются до сих пор. Для многих это и большая личная трагедия.

— История не имеет сослагательного наклонения. И всё же, на ваш взгляд, тогда как‑то можно было остановить распад Союза?

— Поступить, как в Китае, где в принципе не допустили революционного расшатывания страны. Возможно, в чём-то они поступили жёстко. Но тут надо сопоставить — сколько потерь и жертв случится потом, если в данный момент не применить силу? Понятно, что это очень тяжёлый выбор для того, кто принимает такое решение. Поэтому и говорю, что для человека, находящегося у власти, главное — воля. И ещё умение разумно её применить. А теперь давайте посмотрим, чего достиг Китай, и чего достигли мы…

— Виктор Алексеевич, на ваш взгляд, какие уроки мы можем извлечь из событий тридцатилетней давности?

— Если помните, уже тогда меня критиковали за то, что я называл себя приверженцем сильной государственной власти. Эти убеждения у меня остаются и сейчас. 

Уверен: важно, чтобы в стране была сильная государственная власть. Но её не стоит путать с железной рукой — это разные понятия.

— Как вы полагаете, сейчас покинуть состав Российской Федерации захотели бы какие‑то республики или автономные округа, если бы такой случай предоставился?

— Как показывает история, такие настроения вполне могут возникать, особенно если их «подогреть», ведь кому‑то непременно покажется, что самостоятельно жить будет лучше, как это и случилось в 1991 году. Потом окажется, что это не так, но это уже будет потом, а процессы распада будут запущены, и остановить их очень трудно. Недаром западные аналитики время от времени прогнозируют распад Российской Федерации. Поэтому нельзя допускать того, чтобы сепаратистские настроения возникали в принципе. А такие настроения можно встретить и сейчас, мы видим, как в штыки воспринимаются идеи объединения, которые были бы благом и для страны в целом, и для людей. Поэтому мы должны помнить, что последовало за августом 1991 года — вскоре мы потеряли большую и ещё недавно мощную страну. Эта потеря изменила всю мировую политику. Но самое главное — жизнь каждого из нас…