Алексей Сухановский: «В классическом отпуске я не был уже лет тридцать»

Его имя хорошо знакомо всем, кто интересуется историей Архангельской области — под его руководством мемориально-исследовательская группа «Штык решает» открыла памятник истории Интервенции (1918 — 1919) «Юрьевский рубеж» и занялась восстановлением памяти о концлагере на острове Мудьюг. Мы встретились с Алексеем Сухановским перед его юбилеем и поговорили о его книгах и увлечении историей и о том, как всё это удаётся совмещать с «нормальной» жизнью.

— Алексей, с юбилеем заранее не поздравляют, но поздравить вас всё равно есть с чем. Ваш труд «Штык решает. War Diary. Фронтовой дневник» признали «Книгой года» Архангельской области в 2020 году. О чём она?

— Идею книги мне фактически подсказала одна из организаторов конкурса — Татьяна Григорьевна Тарбаева — где-то в 2009 году. Мы вместе с ней, с её дочерьми ездили на Железнодорожный фронт (арена одной из самых ожесточённых схваток между интервентами и Красной Армией в 1918–1919 годах на Русском Севере — прим. «Регион 29») в Плесецком районе. Она посмотрела, как работает наша команда, оценила наши находки, послушала беседы у костра и подсказала об этом всём написать. Мне тоже казалось, что наши находки, наша работа стоят книги. Но тогда стоял вопрос, чем её ещё наполнить.

Алексей Сухановский с книгой «Штык решает».

В итоге, книга условно состоит из трёх частей. Первая из них — это переводы дневников солдат-интервентов и воспоминания красноармейцев. Для меня они — это такая история контакта двух цивилизаций, восточной и западной, история своеобразного Вавилона своего времени, существование которого было недолгим, но очень ярким.

Вторая — это новеллы, которые ритмически делят книгу. Впечатления, рассказы о каких-то малоизвестных деталях, наших открытиях. Бывало, мы находили какие-то вещи совсем не из нашего времени и сперва даже не понимали, что это у нас в руках. Потом, конечно уже докапывались до их сути: «Ага, это вот шрапнельный выпрыгивающий фугас, а вот часть керамического кувшина из-под рома».

И третья составляющая — это история наших экспедиций, отчёты о полевых исследованиях. Ведь мы, говорю это без всякого пафоса, шли в неведомое, в абсолютное «безлюдье», где можно встретить только диких зверей.

— Как и когда вы оказались в этом «неведомом»?

— По Железнодорожному фронту со следопытами мы начали ходить весной 2007 года — уже тогда нам стало понятно, что мы открыли нечто очень значимое, свою «Трою». А отправлялись в Плесецкий район мы практически вслепую, у нас были только американские сапёрные схемы — очень формальные, без всякой привязки. Так мы и ходили — в одной руке современная карта, в другой — эти схемы.

В общем, мы решили так: заходим в лес, работаем миноискателями — что-нибудь, да проступит. Сговорились на том, что будем «чесать» пока не помрём или пока чего-нибудь не найдём. В итоге, отошли от Емцы на семь километров, попали под дождь, залегли спать — а утром оказалось, что мы встали на краю траншеи. Когда проснулись, был ещё туман — как будто в кино оказались. Мы отправились вдоль этой траншеи — и под миноискателем «пошли» осколки, патроны, гвозди, гранаты и прочий военный металл. Ведёшь прибором, а он тебе шлёт сигнал за сигналом: осколки, осколки, осколки. Нам стало ясно, что здесь было серьёзное сражение: артиллерия — дело дорогое и по пустякам так поливать огнём не будут. В общем, обнаружили некое подобие Вердена — фронтовой лес к концу 1919 года был снесён пушками под корень.

Ратный музей, руководителем которого является Алексей Сухановский.

Потом мы организовали в этом районе исследовательскую базу, начали потихоньку обживаться. В 2011 году построили Богородичную часовню на снарядной воронке — наверное, единственную в России. И к осени 2020 года вокруг укреплений, блиндажей и траншей мы «собрали» военно-исторический парк «Юрьевский рубеж».

— Вы планируете и дальше развивать этот проект?

— Да, сейчас мы открываем новый этап в жизни «Юрьевского рубежа». За эти годы мы создали ресурс, на основе которого военно-исторический парк может приносить плоды для всего региона. Вскрытый нами пласт неизвестной и невостребованной до определённого момента истории — это военно-патриотическое воспитание, культурно-образовательный процесс, познавательный туризм и так далее. Это как месторождение нефти или газа — абсолютно точный аналог. Таким образом мы будем и дальше «разрабатывать» наш «Юрьевский рубеж».

— А с чего началось ваше увлечение боевой археологией? Какими были первые шаги на пути к «Юрьевскому рубежу?»

— Всё началось 17 мая 1987 года, мне ещё 21 года не было. Тогда я впервые попал на поле боя — под Новгород, где погибла 2-я ударная армия при первой попытке деблокады Ленинграда. Меня туда привёл мой старший товарищ — Александр Иванович Орлов. Мы вместе с ним учились на заочке журфака Ленинградского госуниверситета. Он родился в тех местах — на Новгородчине, в Мясном Бору. Этот день, эти часы и решили, чем я буду всю жизнь заниматься.

Когда я пришёл в тот лес в 87-м году — там всё было в воронках диаметром метра два. И там эти воронки были везде — они покрывали километровое поле от опушки леса до трассы Москва-Питер. Я и спросил, сколько в каждой воронке людей лежит — мне ответили, что человек 10-15. И меня просто пробило — я представил сколько таких полей по всей России. Я был просто ошарашен тем, какая же война была огромная.

Мы были воспитаны так, что четко осознавали — эти люди погибли за нас. Прямая и правильная причинно-следственная связь. И эти солдаты, которые тогда шли на смерть, они ведь всё понимали. Для них это была не поза или обреченность, а определённость. Было обидно и досадно и стыдно, что люди, спасшие нас, неведомых им потомков, просто так валялись под ногами, как лесной сор. Конечно, я понимал, что мне за всю жизнь их всех не перехоронить, но заниматься этим надо. Занялся за свои деньги, в свое личное время. И поступал так десятилетиями.

— А как события развивались дальше?

— В 1988 году я переехал из Вельска в Архангельск на работу в легендарную газету «Северный комсомолец» и, в том году по моей инициативе в регионе и началось формироваться поисковое движение. Я познакомился с Валерием Аркадьевичем Кычевым — он был начальником поста № 1 у Вечного огня. Его тоже увлекла эта идея. Мы начали работать со школами, училищами и в 88-м году снова отправились в Мясной Бор. Как правильно работать «в поле» мы тогда ещё не особо представляли. Но мы набирались опыта, осваивали оборудование и, в итоге, пришли к тому, что работать надо археологическими методами — сочетать архивную и полевую практики, привлекать научную основу и вырабатывать стандарты техники безопасности на самом кровавом опыте из возможных — теряя своих друзей. Сейчас поисковое движение в Архангельской области живет, действует, даёт результаты и отмечает юбилей за юбилеем.

— Ещё один ваш фронт работы — это остров Мудьюг. Что там происходит сегодня?

— Если «Юрьевский рубеж» — это, образно говоря, наше 9 мая и символ Победы, то Мудьюг для нас — это 22 июня. Скорбь, горькая память, сожаление. Мы восстанавливаем историю этого места. В концлагере, который там в годы Интервенции основали англичане, людей морили голодом, болезнями, расстреливали. Из более тысячи человек, которые были там заключены, погибли или были казнены около двухсот заключённых.

Музей там открыли в 1928 году, затем в 1940 он закрылся — на остров тогда пришли военные. Переоткрыли его уже в 1973-м. В советское время в сезон его посещали от пяти до семи тысяч человек — на остров их возили на теплоходе. Сейчас же сохранившиеся свидетели эпохи в ранге памятников культуры федерального значения ветшают и разрушаются. Мы хотим сохранить то, что осталось, сохранить историю этого места, сделать новые открытия, развивая исторически многослойное пространство острова Мудьюг.

— Если говорить про военную историю России, то мимо Великой Отечественной войны просто никак не пройдешь. В этом направлении вы тоже работаете?

— Сейчас я занят книгой «Небо войны — причалы Победы», которая приурочена к 80-летию прибытия в Архангельск первого союзного конвоя «Дервиш». Эта книга про Архангельск и Архангельскую область в годы войны на тему, которую, к удивлению, до сих пор ещё никто не поднял. Я говорю про связь истории ПВО города и истории конвоев, чья безопасность в первую очередь зависела от надёжной охраны неба. В данном случае, все материалы открыты — я пользуюсь тем, что можно найти на сайтах оцифрованных документов Центрального архива минобороны и тем, что уже собрал сам по другим архивам. В принципе, эта книга даже не авторская, я выступаю как автор-составитель, который собрал массив документов и придал ему внятный вид. Она не осветит тему полностью, но, хотя бы, выступит такой точкой опоры, на базе которой уже другие авторы смогут самостоятельно разрабатывать тему, уточняя её, дополняя, развивая. В этом состоит прелесть первооткрывательства. Не купаться в лучах славы, а открывать дорогу другим.

— Какие ещё идеи для книг у вас есть?

— Большая тема, которая до сих пор описана только рамочно, — это Архангельск в годы Великой Отечественной. Деталей в общей картине не хватает. Кроме того, любопытно изучить и историю Архангельска в годы Первой мировой войны — сейчас в цифровых архивах начало появляться много информации о тех временах.

— Вы уже написали более 50 книг. А кроме того занимаетесь боевой археологией, что подразумевает и выезды в поле, да ещё и являетесь редактором журнала «Поморская столица». Как удаётся всё это совмещать?

— Да, работы очень много. Наверное, здесь есть какая-то система, но я её даже не могу осмыслить — я просто так живу. Сейчас у меня рабочий день, при условии, что я ещё и работаю над книгой — 15-16 часов. Всё это время я в редакции — часов с семи утра и до 11 часов вечера. Даже погулять не выйдешь — времени жалко. Так что для того, чтобы всё успеть, просто увеличиваешь рабочий день. Принцип линейный, но повышение работоспособности имеет просто физический предел.

Алексей Сухановский.

Да, конечно, надо находить время, например, отправиться с семьёй за город. Но… Ты всё равно будешь не с природой и не с родными. От истребителей и конвоев голова полностью не освободится.

Отвлечься, отдохнуть помогает как раз полевая работа. Бывает, съездишь с ночёвкой на «Юрьевский рубеж» — а по ощущениям кажется, что провёл там дня три-четыре. Переключаешься на другую работу — вот тебе и отдых. К слову, в классическом отпуске я не был уже лет тридцать, наверное.

— Впереди у вас очередной юбилей. С какими мыслями подходите к нему?

— Жизнь у человека достаточно короткая. В 20 лет, конечно, казалось по другому. Но сейчас понимаешь, что жизнь — это невозобновляемый ресурс. Вот и прикидываешь: тебе вот 55 и впереди ещё нормальных бодрых лет 30. Надо думать, чем их занять, загрузить, на что их потратить, имея багаж прежних лет. Будет обидно, если в 80 вдруг озарит мысль, что упущен единственный шанс совершить что-то значимое для тех, кто придёт на землю вслед за тобой.