информационное
Фото Артёма Келарева.
Лишившись живого контакта со зрителем, спектакль, тем не менее, не потерял контакта ни с абрамовской прозой, ни и с современностью. Связь с «родниковым словом» писателя обеспечила рассказчица (Софья Сыроватская), а с сегодняшним днём — её внук (Александр Зимин), наш современник, молодой парень с видеокамерой в руке (отчего же не со смартфоном?).
Музыкальность и переливчатость говора рассказчицы, звонкость её по-детски чистого голоса и авторское всеведение, возможность проникать в мысли персонажей, сделали её почти сказительницей и придали повествованию сказочную интонацию. Даже, как часто бывает в киносказках или старых диснеевских мультфильмах, дали крупным планом титульный лист романа Абрамова. Это бабушкин внук снял на камеру, а после сфокусировался на игрушечной модели Пекашино и маленькой копии того самого параходика, который должен был вернуть в деревню мужиков после войны.
Как Атлантида, это малое Пекашино, этот слепок некогда существовавшей северной деревенской культуры, ушёл вместе с бабушкой и внуком под воду — в оркестровую яму, которую художник Анатолий Шикуля превратил в Пинегу, выстроив на сцене вертикаль «небо — земля — река». И хотя в отличие от «Гамлета», в «Пряслиных» обошлось без воды в сценографии, журчало в углублении по-настоящему.
Небо сыграл ажурный платок — невесомый, но бережный покров. Он то, как парус, реял в воздухе, то укрывал влюблённых, то вставал в бане, как пар коромыслом, то вдруг обретал плотность и стеной непонимания отделял соборных трудолюбивых пекашинцев от уполномоченного партийца Ганичева (Иван Братушев), приехавшего обложить деревню тройными налогами. Но несмотря на все былые и грядущие печали, крепко стоял на земле дом — сруб из четырёх брусьев.
Хотя режиссёр определил жанр спектакля как «деревенская хроника», он всё же ощутимо тяготеет к деревенской сказке, и не только из-за сказительницы. Для хроники маловато хронологии, и слишком много поэзии, образности, выросшей из образного языка Фёдора Абрамова. В ней даже медведю — Михал Ивановичу из русских сказок — место нашлось, явно в тон фразе, так полюбившейся режиссёру: «Замёрзшее солнце по-медвежьи, на четвереньках, ползло по еловым вершинам… Мороз корёжил, ломал всё живое».
И, думается, что сказка эта в первую очередь не о северной деревне, а, как полагается, о братьях, пусть и не кровных, — о близких друзьях, которые хоть и не разлей вода, но расходятся по разным дорогам, — Мишке Пряслине (Дмитрий Беляков) и Егорше Суханове-Ставрове (Михаил Кузьмин, Вадим Винтилов).
Назвать «Пряслиных…» только лишь «братской» историей было бы несправедливо. Есть в спектакле и горькая доля северной деревни, которая и окончание войны толком не отпраздновать не успевает. Победу, как Масленицу, несут соборные пекашинцы, но праздник больше похож на похоронную процессию. Есть в постановке и страдания женщины, вытянувшей на себе Победу в тылу — они заключены в образах председательницы Анфисы Мининой (заслуженная артистка России Елена Смородинова) и Марьи Нетёсовой (Тамара Волкова).
Но всё же борьба Мишки и Егорши за счастье становится для режиссёра главным объектом внимания, который не отпускает на протяжении всего спектакля. Мишка и Егорша появляются впервые как лучшие друзья. Но уже в первой сцене бани, из которой герои проявляются, как из материнской утробы, звучат пророческие слова: «Здесь наши пути-дороги расходятся!».
Вначале трудолюбивому Мишке и в голову не приходит о чём-то мечтать: он корнями в свою деревню врос — нужно кормить семью, с 1942-го, когда отца не стало, круто забирать приходится, о своём счастье думать некогда. Когда жонки с миру по нитке доливают ему победного спирта в кружку, он как будто бы впервые осознаёт своё горе непрожитой юности (Дмитрий Беляков это одним застывшим взглядом даёт понять), и тоска по счастью пробуждается в нём. И когда живая жизнь в обличье неистовой Варвары Иняхиной (Мария Беднарчик) рвётся к нему, он раскрывает объятия и впервые забывает о всех. Не только от спирта, но и от Варки пьянеет парень, бабьего пороха не нюхавший.
От любви к ней вынужденно взрослый Мишка глупеет, ведёт себя, как мальчишка, которым и является. С Варварой ему открываются звёзды, он впервые начинает мечтать — о том, как зимой с робятами будет смотреть кино — северное сияние. Его страсть к Варке — бунт человека, принужденного всегда отдавать. В сцене объяснения у реки с матерью Анной (Наталия Латухина) и сестрой Лизкой (Анна Рысенко, Татьяна Сердотецкая), голос у него дрожит от сдерживаемых слёз, совсем как у пацана.
Сама Варвара так же отчаянно жить хочет: «Назло всем петь!», — и об этом готова кричать на весь свет. В её поясном поклоне первому солдату, вернувшемуся с фронта, не столько благодарность, сколько истома очнувшегося для жизни тела. В нечаянной любви к Мишке она — фаталистка, и в игре обоих актрис много горечи, — они-то знают наперёд на все романы её трагичную судьбу, — но, кажется, что и сама Варка предчувствует исход. У Марии Беднарчик чуть больше страсти и голода, у Марии Новиковой — материнской нежности.
Егорша с самого начала не боится брать выше. Рассказывая про паспорт — серп и молот с крылышками, — который хотел бы получить, он как будто божью коровку сдувает с руки, загадывая желание. В отличие от рано повзрослевшего Михаила, у него ещё довольно желторотости: так, что первые подлости воспринимаются, как мальчишеские каверзы. Он везде появляется не вовремя, говорит невпопад, а его Иж рокочет, предвещая рёв могучих тракторных моторов, которыми Егору нетерпелось огласить северные леса.
Но когда дело доходит до начальства, Ставров действует как раз таки в попад: из-под покрова, скрывающего пекашинцев от Ганичева, Егорша высовывается, чтобы рьяно протянуть партийному человеку руку. И когда тот садится к нему на мотоцикл, успех у Егора, считай, уже в кармане!
Во втором акте отношения с другими персонажами — с Варварой, со старовером Евсеем Мошкиным (заслуженный артист России Сергей Чуркин), с Лизкой — становятся для Мишки с Егоршей полем боя, испытанием на прочность. Молчаливым стражем Мишка неодобрительно наблюдает за тем, как сговаривается его друг с его сеструхой. И на свадьбе единственный не разделяет веселья.
В финале небесный покров становится свадебным на плечах у Лизаветы Пряслиной. Её всей деревней провожают, как жертву, но мотивы её замужества за Егоршей остаются двойственными: с одной стороны, последний мык коровы Звездони и обещание жениха привести новую «рогатку», с другой — тайная радость и робость Лизки от поцелуя в щеку и травинки, окольцевавшей палец. Эту загадку разгадывает сам Егорша, который говорит: «Любовь» (особенно проникновенно это звучит у Вадима Винтилова). Но зная, как Лиза закончит, её любовь — всё равно жертва.
Там-то, на свадьбе, Егорша, гадая, кем они с Михаилом теперь друг другу приходятся, и называет его братом — но кажется, будто в последний раз. Братья сходятся вновь у всплывшего со дна Пинеги реки пекашинского домика. Здесь они теперь внезапно осознают, что за эти две зимы и три лета окончательно повзрослели. И дома с коньками, казавшиеся некогда высокими, теперь всё равно, что игрушечные.