информационное
Анатолий Николаевич Сахаров:
«Начало войны застало меня капитаном ледокольного парохода «Сибиряков». В конце июля 1941 года мы доставили из Архангельска грузы и пассажиров на Новую Землю. В декабре меня назначили капитаном парохода «Сталинград». В апреле 1942 года мы пришли в Англию, где на «Сталинград» поставили зенитную пушку и пулемёты, провели тренировочные стрельбы, произвели размагничивание корпуса.
Мы приняли груз: 18 танков, 300 тонн олова, 400 тонн пороха, 300 тонн боеприпасов, продовольствие, уголь и получили приказ идти в Рейкьявик: «Сталинград» включили в состав самого крупного за годы войны конвоя PQ-18. 7 сентября 1942 года конвой вышел из Исландии в Архангельск.
Мы шли в первой колонне, самой близкой к берегам Норвегии. В девять утра 13 сентября «Сталинград» атаковала немецкая подлодка: торпеда попала в правый борт и взорвалась в районе машинного отделения и угольных бункеров. Все, кто находился там, погибли. Если бы она попала в трюмы, где были порох и боеприпасы, вряд ли бы кто-то из нас уцелел. Я приказал поднять сигнал: «Терплю бедствие, торпедирован в правый борт», спустить на воду все уцелевшие шлюпки, и всем покинуть судно, которое быстро погружалось кормой. Мы подняли флажный сигнал «Погибаю, но не сдаюсь!», с ним «Сталинград» и ушёл под воду за три с половиной минуты.
Я снял с шеи бинокль: лишний вес в воде, повесил его на мостике. Привязал тягу от парового гудка к поручням, и над морем понесся протяжный тоскливый сигнал беды. Решил судна не покидать: ведь дом родной уходит из-под ног. Но пронзила мысль о семье, дочках. Изо всех сил оттолкнулся от мостика и прыгнул в сторону. С ног свалились валенки. Волна захлестнула. Когда вынырнул, судна уже не было. От него осталась только воронка. Казалось, прямо на меня падала мачта, но, чудом не задев, погрузилась в полуметре. Я заметил ещё, что салинг не вычищен и подумал: «Вот, черти, а говорили, что все в идеальном порядке!».
На воде никого не было видно. Вдруг на волнах увидел: что-то рябит. Подплыл, обнаружил хлебный ящик, за который еле держался машинист Михаил Матвеев, терявший уже надежду на спасение. Одной рукой ухватился за ящик, а другой помог Мише забраться на него всем телом. На наших глазах немцы потопили ещё три судна. Первое — американское. От него в небо взметнулся столб огня и дыма. Но и бомбивший его фашистский самолёт загорелся и упал в море. Дальше тонули «Сухона», шедшая в кильватере за нами, и ещё какое-то судно. Из 87 человек, находившихся на борту «Сталинграда» в момент торпедирования, погибли семь пассажиров и 14 членов команды.
66 человек спасли англичане. Минут 40 мы находились в воде, наконец, нас заметили с проходившего мимо английского шлюпа «Джей-72». Я подал знак и прокричал по-английски, чтобы первым подобрали машиниста. Петлей сначала подняли его, а затем и меня. Спасший нас корабль в это время вёл бой с немецкими самолётами и продолжал подбирать из воды людей. Около часа мы лежали на палубе обессиленные, мокрые, пронизываемые ветром. Затем нас передали на госпитальное судно «Кэплэнд», здесь в кочегарке сняли сырую одежду, растёрли спиртом, дали рому, завернули в одеяла. Оправившись, вместе с товарищами мы встали на вахту, помогая нашим английским союзникам.
В Архангельске начальство встретило нас словами: «Как посмели вернуться без судна с именем вождя на борту?» Было расследование и, хотя ничего предосудительного в моих действиях не нашли, нового назначения я не получил. Но в это время меня призывали на службу в ВМФ, присвоили звание лейтенанта и назначили лоцманом, в победном 1945 году принял пароход «Юшар». Незадолго до этого мне вручили английский орден — крест «За боевые заслуги».
Алистер Блэк:
«В 1942 году мне исполнилось 17 лет и меня призвали на службу в Королевский военно-морской флот. Из родного шотландского Чилтерна я отправился на Оркнейские острова в Скапа-Флоу. Меня направили на только что построенный лидер «Милн», который был флагманом 3-й флотилии эсминцев. В сентябре мы узнали, что наш отряд включён в состав эскорта конвоя в Россию. Я служил связистом.
В сентябре мы вышли в море для сопровождения самого большого конвоя PQ-18. У нас был очень мощный эскорт — два линкора, авианосец, пять крейсеров, 15 эсминцев, а также шлюпы и корветы, которые охраняли 40 транспортов, везущих танки, самолёты, боеприпасы для русского фронта. Из газет мы знали, что немцы начали новое наступление на юге России — прорываются к Волге. Поэтому этот конвой был очень важным — нужно было обязательно его довести до русских портов.
Мы зашли на Шпицберген, где принимали топливо с танкеров. Потом начались атаки немецких подлодок и самолётов. Я нес вахту на сигнальном мостике и в бинокль видел, как гибли транспорты: одно советское судно после торпедирования держалось на плаву всего три минуты. Я запомнил хладнокровного русского капитана — он очень спокойно отдавал распоряжения, а потом закурил сигару! Мы искренне восхищались мужеством русских моряков, и наши корабли делали всё, чтобы спасти их из воды. Потом наш лидер сопровождал обратный конвой из России QP-14.
Затем нас перевили на Средиземное море, в Гиблартар. И хотя там тоже были бои с немцами и итальянцами, это был отдых по сравнению с походами в северной Атлантике.
В феврале–марте мы вновь сопровождали конвой RA-53 в Россию — в Мурманск. Это был очень тяжелый поход — шторм, льды, холод — это я запомнил на всю жизнь. В 1943-44 годах наш корабль эскортировал ещё семь русских конвоев. Думаю, мы хорошо делали свое дело».