информационное
Федор Андреевич Рынцын:
«8 августа 1941 года я был назначен капитаном парохода „Родина“. А на следующий день мне вручили приказ — принять в Архангельске части 88-й стрелковой дивизии и следовать в Кемь. И предупредили, наказание за невыполнение — вплоть до расстрела. Море было удивительно спокойным, но всё время казалось, что вот сейчас, сейчас или через минуту — самолёт с запада. Зрение и слух были напряжены до предела. Глаза сразу отмечали знакомые вехи, маяки, другие береговые ориентиры, ещё старые, поморские. Интуитивно я часто менял курс, прижимался к берегу. В Кемь вошёл без лоцмана, мать встретила и говорит: „Федя, у тебя виски седые“.
В первом обратном конвое „QP-1“ 27 сентября 1941 года наш пароход с грузом пиломатериалов вышел из Архангельска возглавив колонну из восьми советских транспортов. Перед выходом на судно установили пару ручных пулемётов „Мадсен“, закупленных в Дании еще до Первой мировой войны и, кстати, абсолютно бесполезных против современных самолётов. В октябре конвой без потерь прибыл в главную базу Королевского ВМФ Великобритании Скапа-Флоу, а потом встал под разгрузку в шотландском порту Данди.
Уже в ноябре „Родина“ в составе конвоя PQ-4 вышла из Исландии, и благополучно достигла Архангельска, доставив самолёты, боеприпасы, и свыше 700 тонн запчастей для английских танков „Валлентайн“ и „Матильда“. Затем на пароходе „Моссовет“ перевозил войска в Кольском и Мотовском заливах, эвакуировал жителей из прифронтовой полосы.
В августе 1942 года в составе третьего арктического конвоя „Моссовет“ вышел из Архангельска по Северному морскому пути в США. Но из-за тяжёлых ледовых условий мы был вынуждены вернуться к Новой Земле. Здесь мы получили новое задание: девяти судам предстояло в одиночку в условиях наступающей полярной ночи следовать в Исландию. Капитанов собрали в штабе Новоземельской ВМБ, и спросили: „Кто рискнет пойти первым рейсом?“. Я вызвался идти первым. Мы шли без охранения, через определенные точки, где у кромки льдов ждали четыре военных корабля, обеспечивающие переход. В праздник 7 ноября „Моссовет“ достиг берегов Исландии.
В декабре при выходе из бухты Акуррейи, следовавшие вместе с нами в Англию танкер „Азербайджан“ и пароход „Чернышевский“ сели на мель. Бушевал шестибалльный шторм, в самом разгаре была полярная ночь. Ждать буксиры — означало потерять драгоценное время. Поэтому мы решили сами снять с мели оба судна. Получилось, благодаря нашей замечательной команде. Приняв груз в Великобритании „Моссовет“ отправился в одиночку обратно и 13 января 1943 года пришёл в Мурманск.
Сразу после разгрузки наш пароход был включён в состав обратного конвоя RA-53. Но накануне выхода конвоя мы попали под бомбёжку. Прямых попаданий не было, но от осколков бомб и взрывной волны судно получило повреждения, были убитые и раненные. Решили устранить все неисправности за ночь. Эту задачу экипаж выполнил блестяще. В установленное время 1 марта „Моссовет“ составе конвоя вышел в поход, оказавшийся кругосветным. Из Англии „Моссовет“ ушёл через Атлантику в США, потом Панамским каналом — в Тихий океан, и из Сиэтла — в Петропавловск-Камчатский. А уже оттуда по Северному морскому пути курсом на Архангельск.
Мы шли с грузом оборудования для Норильского комбината и солью из Нордвика в составе конвоя ВА-18 из четырёх транспортов в охранении двух тральщиков и минзага „Мурман“. 30 сентября в море Лаптевых нас атаковали немецкие подводные лодки. Первым на выходе из пролива Вилькицкого у острова Русский был торпедирован пароход „Архангельск“, из 42 человек экипажа спасли только 27. Через час на мостике „Моссовета“ заметили перископ подводной лодки. Суда открыли огонь, а пароход был атакован двумя торпедами, которые, к счастью, прошли за кормой.
На следующий день был потоплен „Сергей Киров“, а ещё несколько торпед прошли рядом с „Моссоветом“. Торпеду, шедшую в борт парохода, принял на себя тральщик Т-42, его экипаж погиб вместе с кораблём, спасая нас. Я сутки был на мостике, решил спуститься вниз. Только двинулся к выходу, и тут ударило! Я подумал: всё, попали! Раз я посередине судна, значит, торпеда взорвалась в корме. Гляжу в иллюминатор, а на месте тральщика — столб воды. Снял шапку и шепчу: „Прости, пока живы, не забудем тебя“.
До конца войны мы перевозили ленд-лизовские грузы между портами западного побережья США и Владивостоком».
Дэвид Крейг:
«Я поступил на службу в королевский ВМФ, когда мне было 15 лет. Из-за проблем со зрением мне не удалось стать штурманом. В конце 1942 года я закончил военно-морской колледж связи и в качестве офицера-радиста прибыл на борт транспорта „Дувр Хилл“, где узнал, что нам предстоит направиться на север России. Судно было под завязку нагружено оружием и обширным арсеналом артиллерийских снарядов и взрывчатых веществ. Наша палуба была заставлена контейнерами с грузовиками, танками „Матильда“ и бочками со смазочным маслом, накрытыми слоем мешков с песком для защиты от трассирующих пуль. 15 февраля 1943 года, несмотря на бурю, наш конвой JW-53 — 28 судов вышел в море из Лох-Ю, Шотландия.
Нас сопровождал солидный эскорт, но дни становились длиннее, и мы стали ожидать проблем. Из-за необходимости поддерживать режим абсолютного радиомолчания, офицеры радиосвязи несли вахту вместе с палубными офицерами. По мере того, как мы продвигались на север, сильный ветер превращался в ураган, а корабли стали получать повреждения. У крейсера „Шеффилд“ оторвало верхнюю часть носовой артиллерийской башни, был повреждён эскортный авианосец „Дашер“, шести транспортам пришлось вернуться в Исландию. Груз с палубы нашего корабля начало уносить в море, но нам удалось спасти танки, и мы продолжили с трудом продвигаться курсом на север.
Помню, как я пытался подать сигнал семафорным фонарем сопровождающему нас корвету. Задача оказалась не из легких — гребни волн ежеминутно скрывали его от нас за толщей воды, оставляя видимыми только верхушки мачт. И все же мы сумели передать сигнал. Наш конвой был рассеян, но, когда погода улучшилась, мы смогли собраться в некое подобие строя. Через несколько дней в небе появился немецкий самолёт-разведчик. А затем мы подверглись массированной атаке бомбардировщиков Ju-88, в результате пострадал один из кораблей, а наш наводчик орудия был ранен осколками бомбы.
Через два дня, 27 февраля, мы прибыли к входу в Кольский залив, 15 судов пошли в Мурманск, остальные — в Архангельск. После двух дней стоянки на якоре мы проследовали вдоль берега в сторону Мурманска для разгрузки. Порт постоянно подвергался бомбардировкам. Один из наших кораблей — „Оушен Фридом“ — был затоплен рядом с причалом неподалеку от нас.
В воскресенье, 4 апреля, мы стояли на якоре у Мишуково. Я играл в шахматы в кают-компании, когда прозвучала команда: „По местам!“, и тут же раздались залпы орудий. Я прошёл через кладовую, посмотрел в открытую дверь и увидел высоко в небе два бомбардировщика Ju-88, они приближалась со стороны кормы. Снаряды, выпущенные из наших орудий, разрывались под ними, и когда они повернули назад, я подумал, что мы одержали победу, и вышел на палубу. Четыре бомбы взорвались вблизи левого борта, ещё одна — у правого, и меня сбило с ног. Когда я смог подняться, наш орудийный наводчик спустился вниз к одной из расположенных на мостике зенитных установок „Эрликон“. Он указал на огромную дыру в стальной палубе в нескольких ярдах от места, где я стоял. Очевидно, шестая бомба пробила главную палубу, прошла через межпалубное пространство и застряла в бункере с углем, так и не взорвавшись. Когда мы сообщили о произошедшем старшему офицеру британского флота в Мурманске, нам ответили, что на севере России нет сапёров из Великобритании. Тогда мы поняли, что нам придется самим вытаскивать бомбу, чтобы спасти корабль. Минному тральщику „Джейсону“ было приказано бросить якорь позади нас и оказать помощь, в случае если бомба сработает, хотя я сомневаюсь, что от нас что-нибудь осталось бы после взрыва.
Несмотря на то, что „Дувр Хилл“ был всего лишь старым, потрепанным торговым судном, он все же был нашим домом, и не один немец не заставил бы нас покинуть „Дувр Хилл“, пока он на плаву. Капитан построил весь экипаж на палубе и спросил, есть ли среди нас добровольцы, в итоги вызвались 19 человек, в том числе и сам капитан. Мы стали выкапывать уголь, пытаясь найти бомбу, у нас не было снаряжения, лишь пара лопат, которые мы одолжили в котельном отделении, и 19 храбрых сердец. Когда советские власти узнали, чем мы занимаемся, они любезно предложили прислать к нам сапёра, чтобы он мог обезвредить детонатор в случае, если мы сумеем вытащить бомбу на палубу. Они предложили это, несмотря на то, что в городе и так было множество неразорвавшихся бомб, которые надо было обезвреживать. Когда мы наткнулись на стабилизатор бомб, то исходя из его размеров, решили, что её вес 1000 фунтов. К сожалению, немцы догадались, чем мы занимаемся, и снова начали нас атаковать, видимо, рассчитывая вызвать детонацию бомбы, которую мы пытались найти. Из-за взрывов снарядов и из-за отдачи наших собственных орудий уголь, который находился на палубе, снова свалился в бункер, и это усложнило нашу задачу на какое-то время. В итоге после двух дней и ночей тяжелой работы мы смогли вытащить бомбу на палубу.
Я стоял около неё с двумя другими офицерами, когда наш русский товарищ начал откручивать предохранитель от детонатора, но после нескольких поворотов он застрял. Сапёр взял маленький молоток и пробойник и принялся наносить удары, чтобы предохранитель поддался. Честно скажу, каждый раз, когда он ударял по бомбе, у меня волосы вставали дыбом. После того, как бомба была обезврежена, мы сбросили её в Кольский залив, где она и лежит до сих пор. 17 мая вместе с тремя другими суднами мы покинули Кольский залив и взяли курс на Экономию, что в устье Северной Двины, там мы оставались до 18 июля, потом отправились в Молотовск.
26 ноября мы отплыли домой вместе с восьмью другими кораблями, некоторые из которых были повреждены. 24 часа в сутки было темно, и наша максимальная скорость составляла восемь узлов. Мы держали курс на север, к кромке льда. Мы знали, что советский конвой идёт к югу от нас, и предполагали, что немцы будут атаковать его, а не нас. Так всё и случилось, в итоге мы прибыли в Лондон 14 декабря, как раз вовремя, чтобы оказаться дома к Рождеству. Когда мы плыли вверх по Темзе в сторону доков Суррей с поднятым флагом британского торгового флота, с заплатами на палубе и бортах, готовясь уйти в увольнение, мы так гордились этим старым судном, как будто это был новенький корабль, только прибывший в порт.
Я снова вернулся в Россию в 1980 году, для того, чтобы найти могилу друга: его убил осколок бомбы, который прошёл насквозь через его стальной шлем. С помощью российских властей я смог найти захоронение. Я приезжал в Россию еще пять раз с группой ветеранов. Здесь по достоинству оценивают нашу помощь во время войны, и всегда проявляют огромную доброту и дружелюбие к нам. В 1987 году я узнал имя советского сапёра, который помог нам обезвредить бомбу. Его звали Павел Панин. Он был лётчиком, храбрым человеком, которым я очень восхищался. Было бы замечательно встретить его после всех этих лет, но этому не суждено случиться — он погиб в бою в августе 1943 года».