информационное
Фото Артёма Келарева.
Эту комедию в двух действиях известнейший екатеринбургский драматург и режиссёр Николай Коляда написал в 2010 году. «Баба Шанель» в его творчестве — одна из пьес-рекордсменов по количеству постановок. Даже сегодня, практически одновременно с архангельской премьерой, готовятся ещё две «Шанели» — в Котласе и Москве. В театре имени Вахтангова комедию спустя десять лет её жизни ставит сам драматург.
— Пьесе десять лет, её поставили много театров, — рассказал Николай Коляда «Региону 29» в преддверии премьеры в Архангельске, на которой он, к сожалению, быть не смог. — Только в Москве она идёт в Театре на Юго-Западе, «Театриуме» Терезы Дуровой и в Центре Драматургии и режиссуры. Готовится много премьер в других городах по этой пьесе. Пьеса много лет идёт в разных театрах Польши: в Гданьске, Лодзи, Варшаве и других. Она переведена на польский, сербский, французский языки. Спектакль «Коляда-Театра» был сыгран в 18 городах Франции. Так что нет ничего удивительного, что пьесу играют в разных соседних городах.
По словам автора, это пьеса «о старости, которая неизбежно ждёт нас всех и о том, как хочется жить и любить в любом возрасте».
На премьере в большом зале архангельского драматического — аншлаг. Сначала кажется, что только лишь легко прогнозируемый успех у публики и его коммерческий выхлоп объясняют выпуск «Бабы Шанели» на основной сцене. Вроде бы праздничный стол, накрытый к десятилетию вокального ансамбля «Наитие», и пятеро «бабушек» с гармонистом вполне могли бы уместиться и на камерной сцене — в конце концов, и в 2011 году «Коляда-театр» играл постановку примерно на такой.
Но главный режиссёр архангельского театра драмы Андрей Тимошенко, тяготеющий к масштабным постановкам (из его спектаклей только «Царь Эдип. Прозрение» играется в среднем формате), превратил комедию по пьесе Николая Коляды в настоящий спектакль-концерт. А концерту нужны размах, — чтобы было, где лебёдушкой пройти, — сцена-коробка, кулисы… К имеющимся на основной сцене «архдрамы» добавили другие — аляповатые, более подходящие актовому залу Дома культуры Всероссийского общества глухих.
Уже в самом начале спектакля зрители с готовностью исполняют роль благодарной публики «Наития» и дарят артистам продолжительные овации. Под крики «Браво!» и «Бис!», то ли заготовленные, то ли спонтанные, граница между публикой вокального ансамбля и «архдрамы» размывается.
Весь первый акт 90-, 85-, 80-, 75- и 70-летние участницы ансамбля «Наитие»: Капитолина Петровна (изначально на эту роль была заявлена ветеран «архдрамы» Ольга Зубкова, но на премьеру вышла Мария Павлова), Сара Абрамовна (Наталия Латухина), Ираида Семёновна (Анна Росс), Нина Андреевна (заслуженная артистка России Людмила Советова) и Тамара Ивановна (Татьяна Боченкова), — радуются своему успеху, выпивают, закусывают, поют, обмениваются колкостями и по-девичьи сражаются за внимание баяниста и худрука Сергея Сергеевича (Михаил Андреев).
В пьесе придирки и подтрунивание, декламация стихов Ахматовой и Цветаевой, борьба за место поближе к Сергею Сергеевичу и селёдке под шубой буквально проносятся перед глазами читателя, стремясь к кульминации — появлению возмутительницы спокойствия — 55-летней Розы Николаевны, той самой «Бабы Шанели» (заслуженная артистка России Елена Смородинова), стремящейся задвинуть бабуль из света софитов в тень. На сцене же незначительная болтовня, щедро разбавленная музыкальными вставками, растягивается почти на два часа — и это только первый акт!
Комедию Коляды Андрей Тимошенко ставит с той же обстоятельностью и почтением к оригиналу, что и трагедию Шекспира. Хотя, по словам самого же драматурга, «пьеса» не равно «спектакль».
— Режиссёру никогда не надо следовать ремаркам автора, — отметил Николай Коляда. — Режиссер создаёт, находит театральный эквивалент тексту пьесы. А пьеса должна быть литературой, хорошо читаемой.
Мария Павлова.Но несмотря на то, что добрую треть первого акта, по сути, ничего не происходит, актрисы не дают заскучать. Всеобщей любимицей становится «баба Капа» Марии Павловой. Сквернословница и выпивоха, она нет, нет, да и остаётся без своего аляповатого кокошника — и выглядит более настоящей: режет правду-матку, вспоминает умерших подруг, но в этих рассказах обнажается одиночество и страх скорой смерти. А уж как характерно она «умирает» в конце первого акта!
Появление Розы Николаевны взбадривает не только слегка захмелевших старушек, но и спектакль.
Играя бывшего секретаря мэра, получившую инвалидность по блату, Елена Смородинова — в камуфляже, с розой в причёске и с голубыми тенями до бровей — свои первые несколько минут на сцене проводит, стоя в одной позе, не удостаивая соперниц и взглядом. Да потому, что бабушки ей никакие не соперницы: «баба Шанель» очень по-чиновничьи уверена в своей неуязвимости. Зато, когда прерывает молчание, снова удивляет зрителя: свои хабалистые реплики она произносит как-то пародийно, в позе драматической дивы, будто намекая, что и её героиня тянется к сцене, что и ей хочется погреться в лучах славы.
Елена Смородинова.Под угрозой ребрендинга, которым пугает Сергей Сергеевич, участницы ансамбля «Наитие» проявляют себя с иной, более искренней и правдоподобной стороны. Самая разительная перемена происходит с Сарой Абрамовной. Наталия Латухина почти весь спектакль проводит в гротесковой ажитации, с придыханием читая Ахматову и Цветаеву, обхаживая симпатичного баяниста. Но однажды во втором акте эффектно сбрасывает маску, развеивает романтических флёр — и производит фурор!
Второй акт спектакля, как и пьесы, гораздо более драматичный. По идее, слёзы на глазах у зрителей должны начать выступать уже не от смеха. А от трогательного монолога Людмилы Советовой в роли Нины Андреевны — о своём кошачьем рае. И даже от истории про фиаско с вареньями и соленьями, разбившимися в погребе.
Кстати, то ли Андрей Тимошенко, то ли сама Наталия Латухина добавили этому рассказу Сары Абрамовны одну оговорку: начиная про одну свою подружку, она затем оговаривается и говорит «я». Но зрители, просмеявшиеся до этого два часа над всякими скабрёзностями, продолжают смеяться уже как будто по инерции.
Борясь за место под солнцем, то есть, в ансамбле, пенсионерки или, если угодно, «старые клячи» (как у Рязанова), борются за жизнь. Ещё в начале спектакля, когда все накрывают стол, каждая время от времени выбегает к одной из кулис, освящённой прожектором — погреться в лучах славы, ощутить себя живой. Артистизм — прививка от старости, кукиш, который героини показывают самой смерти.
Страх смерти в спектакле иронически живописует сцена пробуждения Капиталины Ивановны. Преждевременно «похоронив» Капу, подруги снимают чёрное полотнище с бюста Ленина, ждавшего своего часа, и покрывают им её тело. А та, очнувшись, распугивает всех, как смерть в чёрном балахоне. Впрочем, со смертью и старостью бабушки на «ты» — старомодные медкарточки в картонном переплёте у них всегда с собой. Хотя на обложках — шутка для глазастых! — реальные имена.
Продлить молодость и отсрочить смерть позволяет творчество. «Хоть в темноте, но со всеми. Хоть в темноте, но на людях. Хоть в темноте, но в платье и в кокошнике. Хоть в темноте, но на сцене», — решают героини и идут мириться с худруком и с новой солисткой.
Андрей Тимошенко.Заканчивается спектакль грандиозным концертом, как будто состоялись-таки гастроли «Наития» на Острова Зелёного мыса. Зрители с удовольствием подпевают песням своей юности — и «Самаре-городку», и «С чего начинается Родина», и «Песне о юном барабанщике». В финале грань между театром и жизнью, между «Наитием» и «архдрамой» снова истончается, когда в ход идёт уже совсем лобовой, попсовый приём — спеть «Моя бабушка курит трубку…» артисткам помогает сам главный режиссёр театра.