Рашид Сагадеев: «Спасение — в работе»

— Рашид Махмудтович, вопрос к Вам, как к преподавателю: можно ли научить человека искусству и особому взгляду на мир?

— К примеру, поступает ко мне 15 детей, и из них пятеро поцелованы в чело Богом, то есть наделены природным талантом, и видеть как художники могут только они. Но всех остальных я тоже научу рисовать. Мы ведь в школе учимся и математике, и физике, и геометрии. Если прилежание есть, азы-то все постигают. Так и рисовать любого человека можно научить. Но видеть как художник, мыслить как художник, творить как художник могут единицы. Потому что это талант, который даётся Богом, матушкой-природой, скажем так.

— А когда Вы осознали себя одарённым человеком?

— В четыре года я любил рисовать на полу. И когда однажды мама спросила: «Кем ты хочешь стать?», я не задумываясь сказал, что художником. Я не сомневался, кем я буду.

— Вы окончили архангельскую детскую художественную школу № 1 и Кубанский государственный университет по направлению художественной и технической графики. Насколько Вам помогло это образование?

— Образование помогает развить задатки. Но в первую очередь помогает любовь и поддержка родителей. Дальше — окружение, в которое попадает человек. Я — продукт двора, как говорится. Родители работали до вечера. Но вот эта любовь к красоте, которая мне передалась от матери, освещала путь и не давала сбиться с него. Потом окружение: учителя, директор художественной школы. Она и познакомила меня с архангельским живописцем Иваном Котовым, который стал для меня духовным наставником в искусстве. Да и в университете мне тоже очень повезло с учителями.

— А с критикой своего творчества вы сталкивались?

— Я положительно отношусь к критике. Когда хвалят, мне не очень нравится. Хотя это льстит самолюбию. Но больше движет тобой критика. Мой учитель Иван Котов так иной раз раскатает тебя, сравнивая твои этюды с работами другого его ученика. Вот это, конечно, заводило по полной программе, не давало покоя.

— Легко ли сочетать творчество и преподавание?

— Непросто. Иногда только распишешься в мастерской — смотришь на часы: уже надо бежать в школу, детей учить. Но работать с детьми нравится. Это можно сравнить с трудом садовника. Закладываешь зёрна в хорошую почву, поливаешь, заботишься, и они дают красивые всходы. Быстро виден результат. Многие мои ученики связали свой путь с художественным творчеством: архитектурой, графикой, живописью, сценографией, анимацией, иллюстрируют книги, создают костюмы для кино.

Искусство должно нести радость

— С какими трудностями Вы столкнулись на своём творческом пути?

— Трудности человек создаёт себе сам, а так в основном они бытового плана. Не может быть ковровая дорожка перед человеком расстелена всё время. Но если есть любовь, это всё преодолевается. Моя жена, Татьяна, уже 32 года делит со мной все невзгоды. Я ей очень благодарен за то, что она понимает и поддерживает меня в жизненных испытаниях. В Риге на очередном огненном событии мы стали чемпионами мира. Было 13 команд по два человека, со всего мира, самые опытные мастера, мужики. А мне помогала Татьяна, супруга и боевая подруга: пилит бензопилой и резцом владеет. А в Каргополе реставрацией старинных тканей занималась. Вот такие талантливые из северной деревни девушки! Хорошо, когда твоя половина с тобой на одной волне.

— Не жалеете о каких-то упущенных возможностях?

— Сейчас, с высоты своего опыта, конечно, жалею, что много времени зря потерял, когда можно было уделить больше внимания серьёзной работе: живописным произведениям. Распылялся на менее существенное. Время-то уходит, как песок сквозь пальцы, и его уже не вернуть.

— Наверняка, как и у всякого художника, у Вас бывали творческие кризисы. Как Вы с ними справлялись?

— Кризисов у меня не было. Надо просто не сомневаться в выбранном пути. Иногда оглядываться, но постоянно работать. Спасение — в работе.

— Не возникало желания оставить живопись и заниматься чем-то другим?

— В первые годы, когда только начал заниматься живописью, были какие-то сомнения. Мне казалось, что всё уже сказано художниками. Оказывается, нет, не всё. Потому что нет ни одного одинакового человека, каждый художник говорит по-своему.

— Была ли у Вас цель зарабатывать своим творчеством?

— Я никогда не комплексовал по поводу денег. Как говорила моя учитель, директор художественной школы Юлия Бурко: «Ты на деньгах не зацикливайся, они сами к тебе придут». Вот так и случилось: люди интересуются творчеством, хотят приобрести что-то. То, что увидел художник своим необычным зрением.

— Что вы хотите сказать своими произведениями зрителю?

— Во-первых, искусство должно нести радость. У нас в жизни столько негатива, особенно сейчас, что усиливать его своими произведениями нет никакого желания. Пусть они несут радость и позитив. А я этот позитив получаю от общения с природой, от интересных встреч с людьми, музыкой, книгой…

Магический Север

— У Вас есть хобби?

— Я боюсь устать и «перегореть» от живописи, поэтому отдохновение нахожу в скульптуре. После паузы снова возвращаюсь к краскам и палитре. Мастерская у меня живописная, поэтому скульптурой занимаюсь на фестивалях. Были проекты, посвящённые огненной скульптуре, ледовой, снежной, песчаной. Лёд — магический материал, сказочный просто. Но для меня всё-таки живопись — главное средство выражения.

— Вы сказали, лёд — сказочный материал. В чём его необычность?

— Есть снежная скульптура, она более привычная, более обыденная для нас. А вот лёд — метафизический материал. Во-первых, его надо достать из озера, выпилить, привезти. Уже в этом его ценность: замёрзшая вода, из которой можно сделать скульптуру. Можно снежные орнаменты в нём сделать. Это как сказка. Трудно словами передать, есть некая магия в самом процессе создания, рождения скульптуры. Когда ты общаешься с таким материалом, получается, что переносишься в другое состояние, размышляешь по-другому. Не каждый скульптор будет работать со льдом. Его надо чувствовать, уметь с ним общаться. Живой материал очень.

— Вам никогда не хотелось покинуть Архангельск?

— Высшее художественное образование я получал на юге, в Краснодаре, но не смог там прижиться: другой уклад жизни, другие ценности. Распределение у меня было хорошее, в столицу горной республики — Орджоникидзе (ныне — Владикавказ — прим. ред.), но я решил — домой, на Север… 

— Что особенного в Севере для Вас?

— Во-первых, это родина. Я привык здесь уже. А ещё такой природы нигде больше нет. Север — живописный. В Каргополь привозили студентов из разных художественных институтов, и педагоги отмечали, что у студентов даже палитра очищается, и мозги тоже. Север очищает духовно человека и художника.

— Как бы вы описали состояние вдохновения?

— Если человек занимается любимым делом, всё уходит на второй план. Такие счастливые моменты у меня наступают на пленэре, когда полностью погружаешься в окружающий тебя мир, атмосферу. Вдохновение — это результат работы.

— А как Вы отдыхаете от работы?

— В мастерской с утра поработал — вечером побежал на лыжах. Согрелся, размялся и чувствуешь себя комфортно. С марта у меня начинается пленэр, выхожу с этюдником на свежий воздух. Смена деятельности у меня естественным образом идёт. Мозги от одного отдыхают — к другому переходят. К слову, у меня первый мужской разряд по лыжам, в своё время я серьёзно занимался, бегал и по 20 километров.

— А сейчас?

— А сейчас под настроение и без фанатизма. Раньше участвовал в соревнованиях, а сейчас — не люблю. Часто искусство превращают в соревнование. Но искусство — это не спорт. Там другие критерии. Поэтому я сейчас уже отхожу от таких конкурсов, где надо что-то доказывать. Но вот если конкурсы домашние — с удовольствием принимаю участие. С Баренц-регионом сотрудничаю, норвежская сторона часто приглашает. Там они на несколько дней отменили занятия в школе в одном классе, и посвятили работе со льдом. Итогом было трёхметровое рождественское дерево с ледовыми игрушками. Вот у нас разве со школы снимут детей на четыре дня и отдадут скульптору, чтобы он поработал с ними? Мы по-другому оцениваем детей. У скандинавов, у норвежцев, другой подход к обучению: они не будут занижать самооценку одного ученика за счёт другого. Я тоже об этом задумался. Когда в общении встречаешься с другими людьми, с другими педагогическими системами, это тоже заставляет подумать: а так ли правильно мы всё делаем? Я всю жизнь сомневаюсь в чём-то.

— Это правильно: сомневаться?

— Опасно — не сомневаться. А когда ты сомневаешься, начинаешь искать, задумываться: так ли это или не так, нужно ли это или не нужно — это правильно.

— В чём для Вас заключается смысл жизни?

— Во-первых, жить по-совести. Некоторые сейчас не знают, что такое совесть. А меня учили родители: жить по совести и помогать другим людям. Не мешать им, не доставлять дискомфорта и неудобства. Это азбука жизни. А во-вторых, уметь радоваться жизни, во всём видеть светлую сторону.

— Как обрести понимание того, что тебе нужно, того, чему ты должен следовать в своей жизни?

— Тут уж рецептов нет никаких. Вот родители дали мне имя Рашид, а оно переводится с арабского как «идущий правильной дорогой». Может быть, оно помогает. Как корабль назовёшь, так он и поплывёт, говорят.