Архангельский андерграунд: жив или мёртв?

Слово «андерграунд» сейчас звучит отовсюду: музыканты, танцовщики, целые театры называют себя андерграундными. И каждый вкладывает в это понятие что-то своё. Но есть одна важная составляющая, которая объединяет всех непохожих: андерграунд — это всегда в противовес консервативному, привычному и массовому.

Андерграундная музыка — отдельная часть этой культуры. Бесконечное множество групп и исполнителей, появляющихся в одной только России, и все как на подбор — андерграунд. Он в и музыке, и текстах, и в образах.

Мы поговорили с тремя музыкальными экспертами о том, а существует ли сейчас в музыке то, что называют андерграундом. 

Андерграунд убил Интернет

Фото из личного архива Юрия Скородумова.

Юрий Скородумов, автор рецензий на книги о музыке в журнале «ProRockInfo», ведущий лекции о брит-попе в рамках проекта «Обратная сторона музыки»:

«Что такое андерграунд? Английское слово „underground“, по сути, это либо подземка, метро, либо это подполье, политическое уже слово. Если говорить о СССР 80-х, когда ты мог за свою музыку получить больше, чем лишение свободы, то да, это можно назвать андерграундом. Петербург, Сибирь с Летовым и всей его компанией. За ними приглядывало КГБ, их в психушки сажали, за ними слежка была. Это можно назвать андерграундом, когда ты действительно находишься в противовес чему-то, ты действительно в подполье.

Сейчас называть что-то андерграундом — это просто кривить душой. Просто крутое слово, которым ты хочешь залакировать всё, что любишь. С приходом интернета пропал весь андерграунд. Противовеса, например, эстрады и андерграунд, который не пробьётся туда никогда, сейчас нет. Всем мы видим, как к Урганту приглашают молодых исполнителей: Shortparis, Монеточку, Гречку, которые год назад в интернет выкладывались. А тут они становятся популярными, и непонятно, андерграунд это или нет. Все границы стираются абсолютно. Да, есть какая-то прослойка, оставшаяся с 80-х, которую действительно эстрадой можно назвать: Киркоров с Басковым, которых по телевизору показывают. Есть Ольга Бузова, которая, по сути, та же эстрада, только современней. Она, как мне представляется, хочет быть как Пугачёва. Но таких сейчас очень мало. Та же Луна: не поймёшь, она вроде бы и поп-исполнитель, и в то же время вполне себе инди, независимый человек. Это, наверное, с Дорна началось: вроде и поп, а сам всё делает, нет никакого менеджера. Поэтому да, всё размыто, не только в музыке, нельзя однозначно сказать. А андерграунд — это однозначное слово. Оно старое, устаревшее. Зачем им пользоваться — я не знаю.

Я не вижу противостояния между теми, кто подписывает контракт с лейблами, и теми, кто поднимается сам, выкладывая музыку в интернет. Это было в годы рассвета „Нашего радио“, когда есть рок, а есть попса. Вот это противостояние, причем оно поддерживалось СМИ, чтобы музыка продавалась. Сейчас такого нет. Лейбл лейблу рознь. Есть Black Star. Есть Ионов в Питере, который достаточно известный. Есть Masterskaya Дорна. Между ними нет какого-то противостояния, они развиваются достаточно параллельно. Иногда это всё встречается где-то, когда Тимати записал дуэт с Гуфом. Раньше это были разные тусовки, уличный андерграундный рэп и попсовый Тимати. Сейчас всё нормально уже. Хаски записывает дуэт с какими-то дремучими рокерами. Никакого противостояния я не вижу».

Если творишь — показывай

Фото Артёма Келарева.

Александр Мезенцев, генеральный директор клуба «Колесо», организатор фестиваля «Беломор-Буги»:

«Я глубоко уверен, что андерграунд существует всегда. Надо элементарно подходить к самому значению слова: всегда есть мозги и умы людей, которые не хотят вписываться в общие рамки. Можно по-разному понимать этот феномен: есть андерграунд профессиональный, какой-нибудь авангардный джаз, например; а есть андерграунд из людей, которые толком играть не умеют, люди из панковской среды, из среды инструментальщиков-компьютерщиков, которые, может быть, не очень изощрены в музицировании на инструментах, но они делают музыку с помощью технологий.

Во всей этой теме очень много оговорок. Что считать андерграундом? Если андерграунд, то значит ли это, что не надо нигде выступать, не надо распространять свою музыку? Как раньше было принято. Сейчас эти команды выступают у нас на сцене, некоторые достаточно регулярно. Считать ли их андерграундом? По звуку, по характеру, по подаче — да. Их по радио не передают, о них не пишут, на телевидение не приглашают. Но их знают и любят многие, на их концерты ходят. Так это андеграунд? Если нет официального статуса, значит это уже андерграунд?

Бессмысленно и бестолково загонять себя в глубокое подполье только ради того, чтобы я сказать: я трушный, андерграундный, никто меня не понимает. Всё равно каждый делает творчество, наверное, для людей, а не только для своего собственного удовлетворения. Я думаю, что андеграунд есть, и он всегда будет: это те, кто играет нестандартную, неформатную музыку. Тот же самый Резицкий много лет делал фестивали, это конкретно авангардный джаз. И несмотря на то, что он был признан официальными властями, была материальная поддержка, тем не менее, по характеру музыки это был андерграунд, потому что это шло вразрез с общепринятым понимание джаза.

С рок-музыкой, мне кажется, ещё проще. Со многими командами российскими связано слово, текст. Музыка может быть самой банальной, но если есть какой-то революционный текст, то это уже записывается в андерграунд. Такие команды есть и сегодня: „Электропартизаны“, например. При том, что с музыкальной точки зрения всё понятно, но вот с точки зрения идеи… Раньше андерграундом были те же „Кино“ и „Алиса“, пока не убавилось социальной остроты в текстах. Ну, значит вовремя высказались, юношеский максимализм сменился более зрелым подходом, поменялся взгляд на вещи.

Андерграунд — это не массовое искусство, не массовая культура. Хотя некоторые небезуспешно продают всё это дело, печатая пластинки, футболки и всю остальную бижутерию, но остаются в андерграунде. Кому-то интересно, люди покупают, поддерживают, слушают и скачивают.

Что касается Архангельска, у нас есть команды, которые думают, что всё это не нужно. Не сомневаюсь, что даже я многих не знаю. На самом деле нужно: нужно вылезать из условного подполья, выступать, иначе всё теряет смысл. Потому что писать в стол — это год, два, пять, а дальше что? Когда занимаешься производством художественного продукта, это должно быть предоставлено публике, чтобы не только ты думал, что гениальный, пусть тебя оценят, интересен ты или нет.

Андерграунд есть, и всегда будет, потому что всегда найдутся нетривиальные умы, которые отыщут то, чего обывателю не понять, по крайней мере сразу. Потом, когда это будет распиарено, до них дойдёт, что интересно, свежо, самобытно. Но для этого должны быть механизмы, доступ на радио, на телевидение. Но этого никто не даст, по коммерческим или политическим причинам. Говорили как-то: как только ты попал на радио, власть тебя похвалила, всё, андерграунд закончился. Будто какая-то хитрость и нечестность с этом есть. Но мне кажется, что это закономерный процесс. Не надо ничего отменять, запрещать. Надо разрешить и продавать. Как с „Sex Pistols“, с панк-революцией. Миллион человек заработали по миллиону, и все счастливы. И выяснилось, что музыка не такая плохая, и есть что послушать».

Что русскому андерграунд, немцу — классика

Фото Артёма Келарева.

Тим Дорофеев, организатор международного блюзового фестиваля в Архангельске, лидер ансамбля «Арт-квартет»:

«Сначала, наверное, стоит определить, что такое андерграунд. Вопрос непростой, потому что, в моём понимании андерграунд — это вне каких-то рамок. Есть определённые законы в музыке, как и в любом виде искусства, есть определённые направления, течения, жанры, всё это делится критиками и журналистами, что и к чему стоит относить. А андерграунд — это может быть что-то, существующее само по себе.

Многие известные группы вышли из андерграунда в 70–80-е годы. В советские времена действительно рок-музыка была в большом андерграунде, потому что были социальные тексты, протестные, на политические темы. Система, которая была не согласна, их запрещала. Но это связано с политикой. А в моём понимании — это нестандартная музыка, которая не вписывается в массовую культуру. Но многие группы, которые были в андерграунде, после стали суперпопулярными. Как тогда говорить? Они же не остались там, стали зарабатывать огромные деньги.

Существует ли сейчас андерграунд? Он существовал всегда, наверное. Сейчас некоторые команды играют в небольших клубах, играют то, что хотят, и это считается андерграундом? Возможно. Для меня сейчас существуют понятия серьёзного профессионального искусства и самодеятельного. Здесь тоже сложно проводить какие-то параллели. Профессия подразумевает заработок, а самодеятельность — нет. С одной стороны, можешь делать всё, что ты хочешь, а в другой — надо ли это? Поиграли-поиграли и бросили. А профессионалы не могут так сделать, им нужно жить, иначе сразу бросать надо.

Я начинал в самодеятельности, потом перешёл в разряд профессионалов. Но при этом, когда стал заниматься джазовой музыкой, серьёзной, я шёл не по стандартам, не по течению. Играл то, что хотел играть. Можно ли назвать это андерграундом? Я не знаю. Слышал мнения многих людей: зачем тебе это надо, ты ведь не зарабатываешь деньги? Но продолжал делать то, что хотел. В конечном итоге оказалось и нужным, и востребованным. Не так много, не так часто, но есть определенная категория людей, которым это необходимо, тем, которые мыслят креативно, творчески. Мне сложно говорить о том, насколько это андерграунд, но это нестандартно, не входит в общие законы и рамки. Постоянно происходят какие-то эксперименты: с классической музыкой, с народной, с рок-музыкой, с диджеями, художниками, с театром. Я выбрал джазовую музыку, потому что она позволяет всё это впитать и импровизировать. Как и у рок-музыки, у джаза были свои периоды взлёта, когда он был очень популярен, были и падения, когда джаз был в андерграунде.

Я считаю, на данный момент возможно и существует андерграунд, который мы не видим, но я нахожусь среди людей, которые могут позволить себе экспериментировать, но при этом мы их показываем на больших фестивалях. В Европе они ездят по залам, а в России это не востребовано. Может быть, в России это андерграунд, в Европе — нет?

Наш фестиваль, в то время, когда его делал Резицкий, можно было назвать андерграундом, там играла авангардная музыка. Даже сейчас она занимает долю фестиваля. Есть компания „Leo Records“, её основатель, выходец из России, записывал авангардный джаз из Советского Союза, вообще со всего мира. Может быть, этот лейлб можно назвать андерграундным, но при этом у них есть дистрибьюция по всему миру, включая радиостанции. Есть одноименный фестиваль „Leo Records“ в Москве, там выступают необычные составы, играют необычную музыку, и есть небольшая часть публики, которой это необходимо. Тем не менее, это существует не один год и продвигается. В своей области я бы назвал это прогрессивной и андерграундной музыкой.

Андерграунд существует в небольших количествах. Перетекает из одного состояния в другое: образуется, разваливается, появляется что-то новое. Их немного, потому что андерграунда не может быть немного. Хотя в советское время, конечно, таких групп было несколько и в каждом городе. Но не сейчас, сейчас подобного мало».