Между моралите и водевилем: архангельский театр драмы представил щёгольского «Ревизора»

Бюрократический занавес — сплошь из бумажных циркуляров и актов — и нестройный оркестр чиновников с пластикой механических медведей в заводных часах. Играть на музыкальных инструментах актёры «архдрамы» учились с конца прошлого сезона под руководством Арсения Костенко. 

Игру оркестра заглушает мушиный рой. Мухи навевают известные неприятные ассоциации. Мухи там, где всё прогнило — припасы, люди, система… К тому же, повелителем мух называют Вельзевула — одного из подручных дьявола. Так что Хлестакову (Михаил Кузьмин), как одинокому путнику, появившемуся на сцене, хотелось сказать: «Ты в аду, сынок». Впрочем, Хлестаков Кузьмина и сам был достаточно инфернален. Что внешне — в иссиня-чёрном фраке и темными бакенами, подчёркивающими острые скулы и бледность, — что харизмой. Этот юноша далеко не так пустяшен и «приглуповат», как аттестует его Николай Васильевич в заметках для господ актёров! И он понимает, где очутился. Слова «Какой скверный городишко!» прозвучат и в начале, и в конце постановки, как лейтмотив, венчая кольцевую композицию.

Первое появление Хлестакова.

На сцену драмтеатра по замыслу Андрея Тимошенко — не только постановщика, но и сценографа, — взгромоздился великанских размеров стол под зелёным сукном. На нём Анна Андреевна с дочкой Марьей стоят, как на носу «Титаника». Стулья не уступают столу в гигантомании: на них чиновники вскарабкиваются, как дети, а забравшись, кажутся лилипутами в кабинете Гулливера. Что с них взять? Мелкие людишки на больших должностях!

Михаил Кузьмин.

Апогея этот выразительный приём художника достигает в конце первого акта и в начале второго, когда Хлестаков, совершенно завираясь про дружбу с Пушкиным, Государственный совет и звание фельдмаршала, вещает со стола, как Ленин с броневика, как шоумен со сцены. В конце концов его хвастовство начинает вызывать не смех, не раздражение, а всамделишную тревогу: вот, до чего доходит средний человек, мелкий чиновник, обретя значение и власть над людьми.

Когда наутро после кутежа Хлестаков, как Незнайка на Луне, просыпается в обнимку с раками, осетрами и прочей снедью, он словно аллегория своему же представлению о счастье и предназначению человека — «срывать цветы удовольствия». Несомненно, этот образ — послание молодому поколению от главного режиссёра Андрея Тимошенко.

«Ревизор из Петербурга, инкогнито. И еще с секретным предписаньем!».

Другие артисты «архдрамы», занятые в спектакле, создали не менее запоминающиеся образы. Яркие, смешные, но нельзя сказать, что правдоподобные. С того самого момента, как городничий (Евгений Нифантьев) зачитывает письмо о скорейшем прибытии ревизора — ин-ког-нито! — чиновниками овладевает страх. Просто бюрократический ужас — в противовес бюрократическому восторгу. Этот ужас разоблачения лишает персонажей человеческого облика, доходит до абсурда. Попечителя богоугодных заведений Землянику он доводит чуть ли не до припадка. Играя его, Иван Братушев уподобляется какому-то мелкому зверьку — лебезит, что есть мочи. Лишь однажды звучит фирменная братушевская интонация.

Иван Братушев в роли Земляники.

Нина Няникова, приняв вызов главрежа исполнить мужскую роль — смотрителя училищ Хлопова — изменилась до неузнаваемости. Особенно на слух: слушая, как скрипит, словно старая телега, Хлопов, невозможно остаться равнодушным к актёрской энергии Няниковой. Впрочем, зачем было придавать образу смотрителя училищ такую одеревенелость — остаётся загадкой.

Нина Няникова — в мужском платье.

Так или иначе, все артисты «архдрамы», выкладываясь по полной, «пересаливают» с комическим эффектом: получаются не живые люди, а персонажи, вышедшие из-под пера сатирика. Будто цель их — не воссоздать в сознании зрителей образы коррупционеров современников, а выстроить перед их внутренним взором галерею людских страстей. 

Дмитрий Беляков в роли почтмейстера Шпекина.

Почтмейстер Шпекин, перевоплощаясь в которого, актёр Дмитрий Беляков не побоялся расстаться со своим мужественным амлуа, не в пример любопытен. Судья Ляпкин-Тяпкин — гневлив. Играя его, Александр Субботин очень характерно багровеет лицом — так, что кажется, и в амфитеатре видно. Так, словно в средневековом нравоучительном моралите персонажи становятся не людьми, а аллегориями.

Впрочем, режиссёр Андрей Тимошенко и ранее говорил, что считает «Ревизора» пьесой не политической, а нравственной. Так что в этом отношении артисты выполнили поручения главрежа в полной мере.

Ещё одна показательный эпизод — сцена, предшествующая разоблачению Хлестокова. Почтмейстер Шпекин приходит с письмом к Тряпичкину и оказывается меж двух огней: чиновники науськивают: «Читай!», а семейство городничего, рассчитывающее на удачное замужество, Петербург и генеральский чин, противоречит: «Не читай!». Бедолага Шпекин мечется между этими двумя когортами, как между ангелом и бесом.

Шпекин принёс письмо.

Помня о душе, постановка остаётся, тем не менее, презанимательным зрелищем. Актёры труппы каждую минуту сценического времени — а это почти два с половиной часа! — остаются в тонусе и ни на мгновение не перестают двигаться. Пластические номера в спектакле поставил проверенный друг театра балетмейстер Алишер Хасанов — режиссёр опер, мюзиклов, цирковых программ международного уровня. Особенно органичен в танцевальных номерах Михаил Кузьмин: его Хлестаков порхает, как бабочка, и жалит, как пчела. А уж своей прыгучестью и подвижностью молодой артист давно славится. Не удивительно, что ему так удался брейк-данс Хлестакова.

За счёт подобных номеров и вольностей (да, прямо-таки вольностей — чего только стоит томно-эротичная унтер-офицерская вдова в исполнении Кристины Ходарцевич!) режиссёр вносит толику современности в постановку, оставаясь неукоснительно верным тексту оригиналу. Тем самым облегчая знакомство с произведением тем из зрителей, кому «Ревизор» — всё равно, что «Ревизорро».