информационное
Ильсур Казакбаев. Фото Артёма Келарева.
Ильсур Казакбаев — режиссёр Башкирского академического театра драмы имени Мажита Гафури, главный режиссёр Салаватского башдрамтеатра, обладатель приза за лучшую режиссуру фестиваля «Коляда-plays» и однокурсник Максима Соколова — одного из самых востребованных в Архангельском молодёжном приглашённых режиссёров.
Именно на «Коляда-plays» «пановцы» и познакомились с Ильсуром Казакбаевым. Теперь молодой режиссёр приехал в Архангельск — подготовка к премьере «Чайки», которая закроет сезон 30 и 31 мая, идёт полным ходом.
— Когда мы решили поработать вместе, я, не подумав, предложил «Чайку», — рассказал Ильсур «Региону 29». — Не подумав о том, насколько всё-таки это сложный материал. Я знал, что будет трудно, но насколько, стало понятно, только когда мы начали вплотную работать с материалом. Есть какие-то предварительные задумки, и что из них выйдет, тоже станет ясно только в процессе работы.
В эти дни я по большей части знакомлюсь с актёрами. Даже у себя в театре подбор актёров — это всегда проблематично. Актёр может внешне подходить, но у него в этот момент внутренне может что-то не совпасть, либо просто материал не интересен. А здесь мне нужно время, чтобы просто познакомиться, поговорить, понять, чем актёры в данный момент живут. И сегодня мы, в принципе, первый раз на какую-то репетицию собрались. Я попробовал найти для себя Треплева, Аркадину, Заречную и Тригорина.
— Вы хотите оставить только их четверых?
— Такое желание есть, надо посмотреть, насколько будет сопротивляться Антон Павлович Чехов. Сегодня я их вызвал просто по тому принципу, что у них больше слов. Мы читаем их диалоги, обсуждаем, что-то пробуем.
Есть вообще идея — может, это всё в голове у Треплева происходит? Была идея — сделать моноспектакль, но не нашёл ключа.
— У вас на счету — 12 спектаклей. Это первое обращение к классике?
— К русской классике — да. С разными текстами приходится работать, и это всегда счастье. Я работаю в национальном театре, а национальному театру с подбором материала всегда намного труднее по сравнению с русскоязычными театрами: у нас качественной современной драматургии очень мало. Вот сейчас у меня была премьера по Мустаю Кариму, «Не бросай огонь, Прометей», это наш, башкирский, «золотой фонд». Очень волнительно и трепетно работать с такими текстами. Всегда пытаешься идти по какой-то непроторенной дорожке, а, значит, где-то можно и поцарапаться, споткнуться.
С Чеховым — тоже самое: ты понимаешь, насколько это серьёзный материал, но иногда хочется от этого абстрагироваться, немного специально похулиганить. Потому что, если ответственность ляжет мёртвым грузом, ты уже ничего не сможешь сделать. Для того, чтобы взглянуть на произведение по-новому, на него, мне кажется, нужно немного несерьёзно смотреть, иметь для себя запас воздуха.
— То как востребована «Чайка» и сейчас — у Юрия Бутусова, у Константина Богомолова, — и даже в кино: в мае выходит западная экранизация с Сиршей Ронан, — в этом есть какое-то давление?
— Я смотрел один спектакль по «Чайке», который мне очень сильно не понравился. Мне редко так не нравятся спектакли. Даже, наверное, это и стало основным стимулом к тому, чтобы я тоже взялся за этот материал.
— Вы даёте какое-то авторское определение жанра постановки?
— Нет, в последнее время я вообще не стремлюсь определять жанры. Всё так перемешано. Я и в других спектаклях стараюсь не обозначать жанр, хотя администраторы часто просят: «Нам билеты продавать надо».
— Вы взяли за основу этюдный метод. Все, вне зависимости от пола, читали монолог Нины Заречной?
— У всех этот вопрос есть: «Как читать его, когда столько вариантов?». И перед каждым постановщиком стоит этот вопрос: как режиссёр Треплев сделал свой спектакль? Этот монолог, этот провал пьесы — это тот толчок, с которого началась череда событий. Если бы не провал, если бы у спектакля Треплева был успех, скорее всего, всё пошло бы по-другому.
— Вы всегда так не спешите распределять роли?
— Да, потому что это трудно, непонятно. А этюдный метод позволяет воочию убедиться, на что способен актёр. Актёрская профессия — она же не теоретическая: всё время на ногах. Недаром слово «актёр» переводится с древнегреческого не как «отсиживающийся», а «действующий». Этюд ведь тем и прекрасен, что это подготовительный элемент. Не нужно бояться, что он будет плохой, надо просто репетировать, отрабатывать. Этюдный метод для актёров всё равно, что тренировка, позволяет держаться в форме
— В Молодёжном театре успели отвыкнуть от этюдов. Как они сейчас воспринимают?
— Да, нормально. Вот вчера Евгений Евгеньевич Шкаев притащил сюда ворону мёртвую — увидел её, пока сюда шёл. Говорит: «Я этюд сделал». А мы как раз недавно говорили о том, боится ли Нина Заречная мёртвую птицу? И вот он нам вчера это так наглядно продемонстрировал. Такой сразу ор поднялся, это же настоящая убитая — неприятная, холодная, противная — ворона. И они сразу почувствовали, что значит убитая птица. Не делали бы мы этюд, так Евгений Евгеньевич, наверное, просто прошёл бы мимо этой птицы.
Я видел потрясающий спектакль «Гроза» Льва Эренбурга в Магнитогорском театре — там очень много этюдным методом сделано, там огромное количество этюдов было проделано. Они «Золотую маску» получили за этот спектакль. Это всё режиссёр не придумает. Это именно в процессе кропотливой работы рождается. И никакие спецэффекты не переплюнут настоящего живого актёра. Этюдный метод актёров немножко поднапрягает, и это хорошо. Я им говорю: отсутствие режиссёра — это возможность проявления актёрской фантазии.
— Да, вы говорили в одном интервью, что даже любите, когда актёры пытаются вас переубедить.
— Если на деле — то, конечно, да.
— Каким будет сценографическое решение спектакля?
— Ну, понятно, что это никакая не усадьба, мы постараемся сделать нечто более абстрактное, то, что отразит внутреннее состояние Треплева. По ощущению, будет какое-то тесное пространство.