информационное
Фото Артёма Келарева.Можно ли говорить о том, что актёры — это какие-то совершенно особые люди?
Наталья Малевинская, председатель Архангельского отделения Союза театральных деятелей РФ, заслуженная артистка России, актриса Молодёжного театра:
— Конечно, особые. Они другие даже по своей структуре, на клеточном уровне. У них особая психика, причём расшатанная. Чтобы играть разные роли, человек должен быть очень отзывчивым, очень пластичным, с очень чувствительными нервными окончаниями.
Поэтому, да, я считаю, что нервная система у актёров расшатана. Человек железобетонный с очень устойчивыми нервами вряд ли сможет сыграть Гамлета. Да и вообще любую роль: нужно проникнуть в историю своего героя, в его психологию, натянуть их на себя.
Наталья Малевинская в премьерном спектакле «Шальные ножницы». Фото Артёма Келарева.
— Часто говорят, что какой бы ни был персонаж, актёр всё равно играет себя.
— Я бы не сказала, что я рассказываю о себе. Понято, что нельзя — раз! — и всю себя выкинуть и поставить на моё место другого человека: я это я, но поставленная в ситуацию героя. Иногда играешь какую-то роль и понимаешь, что сама бы так не поступила: не сказала бы так, промолчала бы или развернулась и ушла.
Некоторые говорят, что для того, чтобы заплакать на сцене, нужно вспомнить что-нибудь печальное из своей жизни. Мне никогда это в голову не приходило! Да и некогда на сцене думать о том, что кто-то тебя обидел. Если правильно выстроены роль и все реплики, то ты подходишь к этим слезам, и они льются не потому, что ты плачешь, а потому, что плачет твой герой. Например, в «Тёмных аллеях» моя героиня, которая живёт в Париже, пока её муж, участник белого движения, работает в Югославии, встречает мужчину. И мы начинаем вместе жить, а потом он умирает, и я опять осталась одна, и опять безысходность. И когда я говорю: «Он умер в вагоне метро, читая газету, и вдруг, откинув голову к спинке сиденья, завёл глаза», — я не вспоминаю людей, которых я потеряла. Я представляю то метро, тот дом, куда она пришла после похорон, где она нашла ту шинель, которая ещё пахла им. И если я правильно всё это проживаю, я спокойно выхожу на слёзы.
Ольга Халченко. Фото Екатерины Кулаковой.
В роль сложнее входить или выходить из неё?
Ольга Халченко, актриса Молодёжного театра с 2004 года:
— Роли всегда рождаются по-разному. И если это нормально отрепетированный материал, сделанный с любовью и с душой, то сложностей перехода не должно быть. Вопрос, который вы задали, наверное, больше относится к классическому русскому театру, когда репетировали по несколько лет, когда образ въедался в кровь, под кожу. И тогда, да, были случаи, когда людям было тяжело выходить из роли. Сейчас подход ко всему совершенно другой, сейчас есть Интернет, в котором можно узнать всё необходимое. Поэтому, если всё сработано слаженно, ты быстро входишь и выходишь. За всё это время в театре у меня таких проблем не было. Если спектакль сыгран отлично, остаётся лёгкая эйфория. Если спектакль весёлый, хочется продолжать веселиться. А из тяжёлого спектакля нужно сразу уходить, иначе будут проблемы со здоровьем.
Константин Феофилов, артист драмтеатра с 1973 года:
— Тяжелее, конечно, входить. Это чисто актёрское умение. Если оно есть, ты актёр, если его нет — ты не актёр. Но это нелегко: сначала надо найти образ, потом примерить на себя, потом надеть. И если он подходит, использовать на сцене. Ну, а выходить тоже непросто. После спектакля, когда это хороший спектакль, происходит такой выхлест, такая затрата, а потом — опустошение. Идёшь домой — и всё пустое.
Мария Беднарчик в спектакле «Победительница». Фото Артёма Келарева.
Мария Беднарчик, актриса драмтеатра с 2005 года:
— Вы знаете, если человек не выходит из роли, это уже немножко ненормально. Бывает такое, что не сразу переключаешься, но такого, чтоб прийти домой, мыть посуду и побить её — нет.
Как понять, что актёрство — это не просто самодеятельность, а призвание?
Евгения Плетнёва, актриса Молодёжного театра с 2009 года:
— В моём случае это была случайность, я не задумывалась о том, чтобы стать актрисой. А что касается людей, которые уже в подростковом возрасте этим живут, которым это кажется таким колким, таким близким и необходимым, думаю, надо просто попробовать. И тогда уже начнёшь понимать, правильной ли дорогой ты идёшь. Потому что в актёрской деятельности очень много преград: приходится долго ждать своего часа, терпеть невостребованность. Нужно быть готовым к этим постоянным сомнениям, к ожиданиям. Это просто профессия ожидания.
Евгения Плетнёва. Фото Екатерины Кулаковой.
Я поняла, что попала, куда надо, потому что оказалась в прекрасном театре, с прекрасными людьми, которые меня поняли. Благодаря им, благодаря тому, что мне хотелось быть среди них, смотреть, слушать, вникать, впитывать, я и поняла, что хочу быть актрисой. Возможно, если бы этого не произошло, я бы и не осталась в театре.
Мария Новикова ведёт экскурсию на «Ночи искусств» в усадебном доме Плотниковой.
Мария Новикова (артистка драмтеатра с 2007 года): — Понимаете, любое мнение о себе может быть ошибочным. Но вообще — если ты для себя не видишь никакого другого пути. Мне кажется, большинство приходит в театр какими-то случайными путями. Очень много бывает случайностей, которые приводят тебя в театр: выводит судьба, ситуации в жизни, люди, с которыми повстречаешься. Так и у меня получилось. Случайности оказались неслучайными.
Анастасия Буланова в спектакле «Месяц в деревне». Фото Артёма Келарева.
Как вы относитесь к импровизации на сцене и часто ли импровизируете?
Анастасия Буланова, актриса Молодёжного театра с 2009 года:
— Я не сторонник импровизации. Только в исключительных случаях, когда и ты, и партнёр забываете текст, начинается импровизация — надеюсь, что хорошая, но не всегда. Иногда получается здорово, и какую-то импровизацию можно даже оставить в спектакле. Я считаю, что нужно придерживаться того направления, что задал режиссёр. Импровизация — это уже отдельный жанр, который не все, на мой взгляд, могут сыграть.
Мария Степанова. Фото из архива архангельского театра драмы.
Мария Степанова, артистка драмтеатра с 2006 года:
— Умение импровизировать — очень высокий дар, и не каждому актёру он дан. Импровизировать в жилу и вкусно надо уметь. У кого-то это получается сразу, но в основном — приходит с опытом. Если сымпровизируешь куда-то не туда, это может нарушить ход спектакль, выбить актёров из какого-то единого русла. Поэтому с импровизациями нужно быть очень осторожными. Но иногда случаются просто какие-то неожиданности, например, от партнёра, когда приходится. Бывает, ты что-то забываешь и преподносишь сюрприз своему коллеге.
Мы, бывает, не то, что импровизируем, — хулиганим, но стараемся это делать незаметно. Хотя молодым артистам лучше не хулиганить на сцене.
Константин Феофилов. Фото Артёма Келарева.
Константин Феофилов:
— Девочки всё правильно сказали. Хотя, конечно, встречаются особые таланты на импровизации. Таким был народный артист Борис Иванович Горшенин. Это был великий мастер импровизации, комик редкого дарования с изумительным чувством юмора. На сцене никто не знал, чего от него ждать. Служила у нас Клавдия Константиновна Кулагина — героиня актрис, которая до последних дней работа в театре. Они с Борисом Ивановичем зачастую бывали партнёрами. А она была очень смешливая, легко «кололась». Чего только Горшенин с ней не вытворял! Например, в спектакле «Ханума» она играла главную героиню, а он — князя Микича Котрянца. И вот, значит, там такой момент, где он приходит и расхваливает невесту. И я был свидетелем, как он сказал: «Ты посмотри, какая красавица эта Сона! Она у меня у меня на руках росла, на ногах цвела…». И всё, Кулагина поплыла.
Или они вместе играли в спектакле «Миссис Пайпер ведёт следствие». Она играла старушку, которая решила распутать преступление, Горшенин — инспектора, а я — следователя. И вот она договорилась с инспектором, что тот спрячется в шкаф, а в определённый момент выскочит, чтобы застукать преступника. И никто никогда не знал, в каком виде он оттуда вывалится. Как-то раз он рядом со шкафом поставил банку с жёлтой смазкой, которую мы использовали для снятия грима, — пахла она солидолом, один к одному! Однажды он вываливается — шляпа вывернута наизнанку, на нём висит пять вешалок и плащ какой-то, а всё лицо заляпано этим вазелином с кусочками перьев.
Самый шедевр был на одном из последних спектаклей. Смотрю — рядом со шкафом ничего не стоит. «Ну, — думаю, — не подготовился Борис Иванович!». А потом он вывалился, наклонился к ней, а к языку у него была приклеен муха пластмассовая! И всё, мы уже доигрывали практически без Кулагиной.
Каково наблюдать, как театр меняется с течением времени, и вы вместе с ним?
Константин Феофилов:
— Приходится меняться. Театр — это живой организм, причём очень чувствительный ко всему, что делается снаружи. Это очень чуткий и болезненный аппарат, который очень тонко чувствует время. Наверное, потому что работают в нём люди тоже с обострённой чувствительностью. Актёры — люди взнервлённые, чуткие ко всему. И каждый актёр — это наблюдатель. Ну, кроме того периода, когда идёт работа на ролью. Тогда актёр может идти по улице, никого не видя и не слыша, проигрывая в мозгах текст. А так актёр всё берет из жизни, и меняется в зависимости от того, как меняется она.
Людмила Советова в спектакле «Две дамочки в сторону Севера». Фото Артёма Келарева.
Людмила Советова, заслуженная артистка РФ, актриса драмтеатра с 1979 года:
— Театр — это отражение жизни. Что я люблю в профессии, так это то, что в нашем деле всегда нужно чему-то учиться. Это дорогого стоит, это меня очень греет.
Бывает ли, что после спектакля вы плачете или болеете?
Анастасия Буланова:
— Это очень ценно, когда после спектакля ты сидишь, например, и чувствуешь такую пустоту в себе — невероятную! — ты смотришь в одну точку и не можешь с мыслями собраться, хотя нужно идти домой. У меня это бывает не так часто, но буквально недавно был спектакль «Входит свободный человек»: после него я час просидела, ничего сказать не могла! Я чувствовала такую пустоту, но такое неимоверное счастье. И было желание сыграть его ещё раз, и ещё раз. Это очень ценное чувство, когда ты после спектакля — бац! — расплакался или, наоборот, рвёшься что-то сделать. Здорово, когда спектакль, закончившись, продолжает влиять на тебя.
Что актёру в жизни даётся проще, а что — сложнее?
Ольга Халченко:
— Есть люди, которые рождены актёрами: не знают, не ведают, а потом, в конце концов, к этому приходят. Это моя история, например. А есть люди очень застенчивые, заикающиеся, и они именно поэтому идут в профессию, набираются опыта, мастерства и за этот счёт всё свою жизнь преодолевают. Есть люди, у которых вообще нет никаких комплексов. Это всё индивидуально, это никак не объяснить. Есть люди, которые находят своё призвание очень быстро, и живут счастливо, искромётно и очень красиво. А есть те, кто не слышит всех своих внутренних голосов, и они очень несчастны. И они напрягают, очень крепко напрягают всех окружающих.
Профессия актёра — из разряда высоких сфер. И как она сочетается с простой обыденной жизнью?
Мария Беднарчик:
— Она очень помогает отвлекаться от бытовухи. Вот ты мыл посуду, а потом приходишь играть «Сон в летнюю ночь», и ты уже в другом времени, в другом месте. Это, мне кажется, очень помогает не сойти с ума. Одно отвлекает от другого и наоборот.
Мария Беднарчик в спектакле «Золотой ключик».
Актёр может быть застенчивым, замкнутым?
Людмила Советова:
— Да, конечно. Чем больше тебя, чем больше ты личность, тем интереснее. Часто очень хорошие актёры и бывают погружены в себя. У нас ведь есть площадка, где можно выразить все свои чувства: и любовь, и ненависть. Когда ты выходишь на сцену, ты всё равно играешь про себя, про то, что тебя греет. Тога ты органичен. А если ты играешь человека, которого себе нафантазировал, я считаю, это не будет правдой.
«Мы другие»
— Что для вас значит работать именно в Молодёжном театре?
Наталья Малевинская:
— Я в театре с 1978 года, уже скоро 40 лет будет, как я здесь пашу. И, как говорит у нас один герой «Жидов города Питера», «я это кино буду смотреть до конца». Я не представляю ничего другого. Мне кажется, мы какие-то более европейские, продвинутые. К нам приезжает очень много молодых режиссёров, которые ездят и по Европе, и по России, и привносят сюда очень много идей, именно современных. Мы другие, и другого я не хочу, не могу.
Ольга Халченко:
— Я, наверное, буду казаться старухой, но я думаю, что я в театре служу. А служить в Молодёжном — это очень счастливая часть моей жизни. А ведь меня судьба водила, она могла меня привести в другие театры Архангельска и России. Но я сделала этот выбор. Такая история у актёров бывает, когда они приходят в театр и понимают, что это семья. И я очень рада, что меня окружают именно вот эти люди. Эта семейственность — она не искусственная, она настоящая. Мы по крови практически родственники, по театральной крови.
Евгения Плетнёва:
— Для меня театр — это не работа, это мой второй дом, это служение. Я с мыслями о нём просыпаюсь и ложусь. Это постоянное общение, улыбки, праздники, даже конфликты! Сюда может прийти мой ребёнок, с ним здесь поиграют, угостят. Для меня работать в Молодёжном театре — это жить, и жить именно с этими людьми. Молодёжный театр — это не здание и, возможно, даже не спектакли: это люди, которые здесь работают.
Анастасия Буланова:
— Для меня это стало, наверное, самой важной частью моей жизни. Он ворвался в неё вихрем, изменил меня полностью, я бы сказала — вырастил.
Александр Дубинин в премьерном спектакле «Слон». Фото Артёма Келарева.
«За что я люблю театр?»
Александр Дубинин, актёр драмтеатра с 2006 года:
— Это семейный муравейник, в котором постоянно что-то происходит — кипят страсти. У нас очень бурлящий коллектив. Кругом люди творческие — в поступках довольно экстравагантны. Актёры ведь выросли из скоморохов, а превратились во врачевателей душ.
Только однажды меня посещала мысль — бросить театр. Это было в первый год моей работы, не потому, что театр был ужасный, а потому что я считал, что недостоин, находиться здесь. Больше — никогда! Я не понимаю тех, кто говорит: «Не дай Бог, мой ребёнок пойдет в театр!». Как можно не желать своим детям того, от чего ты сам счастлив? Заниматься любимым делом — это большое счастье.
Илья Логинов. Фото Оксаны Скорняковой.
Илья Логинов, артист театра кукол с 2004 года и театра «Понарошку»:
— Всё очень просто. Театр даёт возможность концентрированного чувствования происходящего. С театром, как и с любым искусством, можно острее проживать свою жизнь.