Дочь репрессированного: «Папа оглянулся в дверях: «Скажи маме, что я скоро вернусь»

ИА «Регион 29» уже рассказывало о российском проекте «Последний адрес», участники которого устанавливают памятные знаки на домах политзаключённых.  Одну из них установят на доме на улице Серафимовича, 35, где в декабре 1937-го был арестован Игнатий Бессонов. Об отце и семье Бессоновых рассказала старшая дочь Игнатия Ивановича Лидия Тамицкая.

Немного хронологии

Первое, что замечаешь в доме Лидии Игнатьевны — печать благородства, отличающая и саму хозяйку. Будучи лично знаком с несколькими детьми политических заключённых и ссыльных, отмечу: эти особые чистота и благородство — одни из основных черт таких людей. Одновременно закалённых и мягких.

После краткого приветствия следует долгое повествование. Начиная от страшных впечатлений 11-летней девочки от ареста и заканчивая горьким сожалением о том, как поздно пришла весть о невиновности отца.

Сейчас документы, выданные в 1994 году, уже трудно прочесть — они выцвели, поблёкли. Но чётко осталось в памяти пожилой женщины впечатление от первого знакомства с официальным свидетельством о том, что отец её был расстрелян в 1938 году по ложному обвинению в «систематической контрреволюционной агитации». Супруга Игнатия Бессонова, Евстолия Платоновна, не дожила до этого сообщения 19 лет. Хотя могла узнать о реабилитации своего мужа ещё в 1957-м. Спустя 19 лет после его расстрела.

Лидия Игнатьевна вспоминает: «Когда я получила вот эти бумаги о папе, с сожалением положила их на стол. Не столько они мне, конечно, нужны были, сколько маме. А мамы не стало в 1975 году. 

В прокуратуру меня и брата вызвали в 94-м. Молодой человек по отдельности, сначала мне, потом брату рассказал, и дали бумаги. Очень любезно он поговорил, и о льготах тоже: «Вы можете это, вы можете то». Ими я ни одного раза не воспользовалась».

Лидия Игнатьевна вспоминает: «Когда я получила вот эти бумаги о папе, с сожалением положила их на стол. Не столько они мне, конечно, нужны были, сколько маме. А мамы не стало в 1975 году.

Время повальных арестов

В доме на Серафимовича, 35 в декабре 1937-го были арестованы сразу три человека. Но двоих выпустили. Одна из них, Зинаида Ивановна Воскресенская, работавшая переводчиком, была больна, и вскоре после освобождения умерла. 

Второй из трёх арестованных был сотрудником НКВД. Едва освободившись, он, больной туберкулёзом, с женой уехал в Ленинград, и умер там во время войны. 

По словам Лидии Тамицкой, это был чуть ли не заместитель начальника Управления НКВД Северного Края Рудольфа Аустрина. К слову, 22 июля 1937 Аустрин, за несколько лет уничтоживший несколько тысяч северян, и сам оказался арестован. 15 ноября 1937 постановлением комиссии НКВД и прокурора СССР в особом порядке (как выяснилось позже, по сфабрикованному обвинению) Аустрин был приговорён „за участие в контрреволюционном заговоре“ к высшей мере наказания, и расстрелян в тот же день. 

Игнатия Бессонова расстреляли через 25 дней после ареста, 9 января 1938 года.

«Дата смерти — прочерк, похоронен — прочерк»

Когда 15 декабря 1937 года отца арестовали, Лидии было 11 лет. Арестовали при ней. Девочка к началу обыска была дома одна. Сейчас она воспоминает:

„Пришли два таких здоровенных мужика в сапогах, с ними — одна из наших жилиц. И начали обыск.

Предъявили они мне тогда какие-то документы, или нет — не помню. У нас были две комнаты смежных, и я была в первой, сидела с уроками. Они прикрыли дверь во вторую комнату. Осталась маленькая щель, и я подглядывала, что они там творят. Они рылись в вещах.

Запомнила я одно. Один из них выходит, и говорит: ‚Девочка, у тебя есть линейка?‘. Я ему линейку дала, а сама удивилась. Смотрю: линейкой они стали водить между большим зеркалом и его рамой. Мне всё это было так страшно“.

Детей в семье Игнатия Бессонова было трое: старшая Лида и два её брата, которым к моменту ареста папы было 9 и 5 лет. Игрушек в доме, вспоминает Лидия Игнатьевна, было немного. И так случилось, что в игрушки угодил портрет одного из бывших партийных деятелей — Алексея Рыкова.

«Тогда троих, Рыкова, Каменева и ещё кого-то третьего (Зиновьева, — ИА «Регион 29») объявили врагами народа, — вспоминает моя собеседница. — А у нас дома были портретики на металле, очень хорошо нарисованные. Портреты Рыкова, Калинина, и Ленина. Когда было объявлено о „врагах народа“, папа снял портреты со стенки, согнул и хотел выбросить, но мы его уговорили отдать нам, в коробку с игрушками. И во время обыска вытащили оттуда этот портрет, распрямили».

Когда отец пришёл с работы, ему сразу сказали: 

«Пойдёмте с нами, Вы арестованы». Папа оглянулся в дверях: «Скажи маме, что я скоро вернусь». И на этом был весь разговор. Больше я его не видела».

Как вспоминает Лидия Игнатьевна, её мама писала в органы, чтобы узнать судьбу мужа. В ответ пришла бумага: арестован и осуждён «тройкой» на 10 лет без права переписки. Время шло, и ещё позднее Евстолии Платоновне пришло свидетельство о смерти.

— Это я хорошо помню: мама его принесла, показала мне, — рассказывает Тамицкая. — Я читаю: «Причина смерти — менингит, дата смерти — прочерк, похоронен — прочерк. И больше ничего. Мама с этим и умерла в 1975 году, больше ничего не знала, и никуда не писала.

„Очень жаль, что в фотоальбоме не осталось его хорошей карточки, — говорит Лидия Тамицкая. — Раньше ведь мало фотографировались. Папа очень хорошо играл на мандолине, и страстно занимался радио“.

Отец был человеком светлым

Лида Бессонова запомнила отца очень добрым, хорошим, светлым человеком. И спустя несколько десятилетий вспоминает о нём с улыбкой.

— Очень жаль, что в фотоальбоме не осталось его хорошей карточки, — говорит пожилая женщина. — Раньше ведь мало фотографировались. Папа очень хорошо играл на мандолине, и страстно занимался радио. Всегда у нас дома кучи были этих журналов, он сам собрал радиоприёмник. И везде стояли аккумуляторы с серной кислотой. Мама очень недовольна была, что радиодетали везде лежат, а ещё он кислотой постоянно прожигал её вышивки. 

Я недавно задумалась: сколько же лет, сколько таких людей пропало… А сколько таких было в городе у нас!

Дочь «врага народа»

За время, прошедшее с момента ареста до полной реабилитации отца, больше всего пострадала Лидия Игнатьевна, как старшая дочь. Хотя её младшего брата, как сына „врага народа“, не приняли в мореходную школу. Прямо о причине не сказали, лишь ответили, что потеряли его документы. В итоге молодой человек закончил с красными дипломами два института.

Отучившись в техникуме также с хорошими результатами, Лидия в 1944 году имела право свободного распределения для трудоустройства.

— Одной из первых мне дали право выбрать, куда я хочу поехать, — вспоминает рассказчица. — Я любила выдумывать, и сказала: «Хочу во Владивосток!», там было одно вакантное место. А мне говорят: «К сожалению, Вы не можете во Владивосток ехать, потому что Вы — дочь врага народа». Я сразу сникла: «А куда же я могу поехать?». «Омск — тоже хороший город» — любезно ответили мне.

В Омске начинающий специалист проработала меньше года. Там за Лидией начал ухаживать молодой человек, поляк, тогда их в сибирском городе было очень много. Война уже закончилась, и кавалер, как приличный человек, предложил жениться и уехать с ним в Польшу. Девушка написала маме, а в ответ пришла телеграмма, что мама сильно больна.

— Когда вернулась домой, мама мне говорит: „Ты представляешь? Если бы ты уехала за границу, нас бы тут совсем со свету сжили!“. Мы боялись всего, — рассказывает Лидия Игнатьевна.

Этот дом на Серафимовича, 35 стал последним адресом Игнатия Бессонова. Весной на нём появится памятная табличка. Фото Николая Карнеевича.

«Единственное, что жаль — мама не узнала правды»

Прошло ещё несколько лет жизни и работы в Архангельске. Однажды начальница Лидии Тамицкой вызвала её и ещё двух сотрудниц и сказала: 

«Девочки, мне придётся с вами расстаться, потому что ваши отцы были «враги народа».

— Это было и печально, и страшно смотреть, — говорит дочь Бессонова. — Она расстроилась больше нас. Лишь сказала:«Я не буду вам ничего записывать, что вы — дети «врагов народа». Сами скажите, как вас уволить — по сокращению или по собственному желанию». Меня уволили — по сокращению.

Лидия Игнатьевна вышла замуж. Муж её был участником Великой Отечественной, в сражении на Курской дуге получил тяжёлое ранение. В 1965-м, когда в Советском Союзе впервые официально отмечали день Победы, супруг решил вступить в партию. Он в то время работал в Архангельске в военном порту, была написана очень хорошая характеристика.

— Его вызвали в райком, казалось, это был уже заключительный этап, — объясняет Тамицкая. — И вдруг там один человек говорит: «А на ком Вы женаты? Ваша жена — дочь врага народа“. Муж хлопнул дверью, и ушёл. Пришёл домой — на нём лица нет, весь трясётся. И ни в какую партию больше не вступал. 

На протяжении всей нашей долгой беседы Лидия Игнатьевна не раз повторяла: 

«Единственное, что жаль — мама не узнала правды. Троих нас она вырастила. Когда отца не стало, его мама к нам переехала жить и помогать.

И всё же приятно, что хоть сейчас взялись восстанавливать эту память».