Архангельский пилот рассказал о работе лётчиков на аварии Чернобыльской АЭС

Поводом для интервью с пилотом стало недавнее варварское похищение винтов самолётов с могил лётчиков на Кегострове. Однако в беседе с редактором «Правды Севера» Светланой Лойченко он рассказал не только о том, что значат эти памятники для воздушных рабочих.

Публикуется в сокращении.

Ничего не боялись

Геннадий Нуштаев — пилот-вертолётчик с почти тридцатилетним стажем. Был командиром МИ‑1, МИ-8 и самого современного — МИ‑26. Награждён Орденом Мужества за ликвидацию Чернобыльской аварии.

— Геннадий Петрович, давайте для наглядности вспомним хотя бы несколько эпизодов из вашей работы. Вы ведь работали в Чернобыле в самый пик аварии…

— Тогда в Чернобыль отправили всех пилотов первого класса со всего Союза, и из нашего отряда — в том числе Анатолия Михайлова, ныне заслуженного пилота Российской Федерации.

— Вы тогда понимали опасность?

— Ничего мы тогда не понимали, ничего не боялись.

— По телевизору показывали, как над самим дымящимся жерлом зависали вертолёты — именно их пилоты получили самые большие дозы радиации. Вы тоже летали над разрушенным реактором?

— Да, видели, как всё там разворочено. Ещё раз подчеркну — мы же не осознавали опасности. Однажды высадили пожарных. Нам сказали, что радиация такая, что забрать их надо минут через 15. Ну мы и сели в районе атомной электростанции, стали их ждать — там была вертолётная площадка. Проходит и 15, и 20 минут, и полчаса — мы сидим. Кто‑то курит. Нам выдали респираторы, но в них неудобно выходить на связь. Все их поснимали. Вертолёты то взлетают, то садятся — пыль столбом, мы её глотаем.

— Как сложилась судьба ваших товарищей?

— Кто‑то ушёл быстро. А меня полураспад ещё не настиг…

— И пусть он вас не настигнет вообще! У вас же счастливая лётная судьба, хотя работали в самых суровых условиях. К примеру, на Новой Земле. Вспомните, как это было.

Повезло — не загорелись

— Когда там начали работать атомщики, первыми туда полетели военные пилоты. Но за шесть минут разложили три вертолёта…

— Что значит — «разложили»?

— Разбили. Везли научных работников, офицерских жён. Потеряли пространственное положение и упали. К счастью, шли на малой высоте. Повезло — не загорелись, в общем, родились в рубашках. А там условия особенные — такие завихрения между Карским и Баренцевым морями… 

Взяли они потом пилота из Нарьян-Мара. Он сразу упал, разбил вертолёт. Хорошо, задержался на склоне горы, не понесло вниз, тоже все живы. А потом они обратились к нам, потому что мы — полярные лётчики.

— В каком году это было?

— На Новой Земле я работал в 1977–1978 годах. Там ситуация такая — как в фильме «Седьмое небо» — шахтёры бурят в скале отверстие, потом туда устанавливают заряд. Мы с Маточкина Шара доставляли рельсы, трубопроводы и всё, что было необходимо. Штольня находилась за рекой. Через реку установлена понтонная переправа. По ней машины ездили. На машине в штольню отправились и учёные-атомщики. А командир части, полковник Олег Михайлович — вот фамилию сейчас не вспомню, говорит мне: «Геннадий Петрович, чувствую, беда какая‑то с учёными случилась. Слетали бы, посмотрели…».

— Был какой‑то сигнал от них, что он вас послал их спасать?

— Нет, никакого сигнала не было. У него возникло само собой ощущение, что учёные попали в беду. А как раз погода была плохая — сильная турбулентность. Военные не полетели — у них опыта было мало. А мы решили сделать разведывательный полёт. Трясло очень сильно, долетели мы, вижу — всё в порядке, машина едет себе. И мы дальше полетели.

— То есть полковник напрасно волновался?

— А когда развернулись, смотрим, а моста нету! Машину тащит вниз по реке, а река горная, хорошо, их не перевернуло, они бы сразу погибли. Надо было быстро принимать решение. Экипаж у нас был слетанный. Это имеет очень большое значение. Говорю — заходим и забираем всех с первого раза. Второго не будет. Машина накрыта тентом, учёные уже поднялись на него, машут нам. А там такие атомщики были! Лавёров…

— Сам академик Лавёров?!

— Тогда нам так сказали, но позже это не подтвердили. Так что, может, его и не было.

— Он же засекреченный, кто бы вам это подтвердил.

— А вот знаменитый академик физик-ядерщик Лев Феоктистов, Герой Соцтруда, точно там был.

— Как же вы их снимали — их ведь могло просто сдуть — держаться на тенте не за что.

— Поэтому я спустился прямо над ними, потом сдвинулся влево, прижался прямо к брезенту. Открыли дверь, поставили стремянку, и они прошли. Им руку подавали и затаскивали внутрь. У нас на всё ушло полторы — две минуты.

Полностью интервью с пилотом Геннадием Нуштаевым читайте на сайте pravdasevera.ru.