Павел Лунгин — о сериалах, «Чёрном лебеде» и памятнике Сталину

Луареат Каннского фестиваля, народный артист России, Лунгин стал очередным гостем совместного проекта «Кино в театре» Виктора Панова и школы кино «Инфильм». В Архангельск он привёз свой новейший фильм «Дама пик» по мотивам повести Пушкина и одноимённой оперы Чайковского.

«Дама пик» — это история гибели современного Германа — Андрея (Иван Янковский) — одного из таких «простых ребят, у которых ни родственников, ни денег, и которым бы только в карты выиграть». Причём не просто у подпольного казино, а у самой судьбы. Сам герой, которого слишком поздно понимает, что был не игроком, а всего лишь картой в холёных руках дивы Софьи Майер (Ксения Раппопорт).

Павел Лунгин: «Будущее, конечно, за сериалами».

Сериал — новый роман

Едва ли не меньший ажиотаж, чем эксклюзивный предпоказ, у зрителей вызвала сама возможность лично задать вопрос Лунгину.

Перед началом фильма режиссёр встретился с журналистами. На вопрос ИА «Регион 29» о том, почему качественный разрыв между западными и российскими сериалами столь велик, Павел Лунгин ответил так:

«У нас тоже стали делать хорошие сериалы, но зачастую это как разница между «Жигулями» и «Мерседесом», в большой степени технологическая. В основном эта разница сценарная, авторская, разница оригинальных характеров, идей, и это связано с отсутствием цензуры, боязни оглядываться и необходимостью угодить основной массе телезрителей. Наоборот, её пытаются утянуть за собой. Сериал — это романная форма: там есть психология, сложность характеров и их медленное развитие, поэтому будущее, конечно, за сериалами».

Также режиссёр объяснил, почему взялся за съёмки отечественной адаптации сериала «Родина»:

«Мне понравилась история. Она укладывалась в нашу действительность, и образы мне показались близкими. У нас, как и в Америке, можно быть патриотом, но не любить правительство. Это объединяет наши страны».

И если на вопросы прессы режиссёр отвечал довольно-таки сухо и без энтузиазма, — хотя его можно понять: самолёт на два часа задержали, — то зрительский блиц-опрос превзошёл все ожидания. Зрителей, стоя приветствовавших его после показа, он сразу же попросил присесть: «Я всё это ненавижу», — сказал Лунгин. А женщинам, дарившим ему цветы, он эти же цветы вернул, в том числе министру культуры региона Веронике Яничек.

Зрительский блиц-опрос превзошёл все ожидания.

Игра и совершенство

Во время фильма нет-нет, да и напрашивались аналогии с фильмом Даррена Аронофски «Чёрный лебедь»: героиня Натали Портман балансирует на грани безумия, пытаясь стать той, кем не является — не только Одеттой, но и Одилией, — всё ради идеала и художественной правды. Вот и Андрей настолько одержим идеей стать Германом, что София легко ловит его в свои сети. Поэтому мы спросили, правомерны ли ассоциации «Дамы пик» с «Лебедем» Аронофски.

Лунгин ответил: 

«Вообще все ассоциации имеют право быть. Но фильм Аронофски — о женщине, которая потеряла свою сексуальность из-за безумной матери и которая пытается понять, кто она вообще: сумасшедшая, лесбиянка?.. Здесь совсем другое: здесь жажда славы и денег — это классическая «Пиковая дама».

— А разве обоими персонажами в первую очередь движет не поиск совершенства?

— Никакого нет у него (Андрея) совершенства, он жить хочет. Он чувствует, что его затирают, что он никогда не войдёт в эту жизнь богатых, прекрасных циничных полубогов. И он готов на всё, чтобы прорваться туда. Он хочет выиграть у жизни в карты: он не верит ни в талант, ни в справедливость. А там девочка верит в талант. Так что, мне кажется, это совсем разные вещи по смыслу: просто и там, и там психоделическая музыка Чайковского, которая сводит с ума. Это действительно объединяет их. Когда в опере даётся крупный план, видишь лицо, слышишь эту музыку, у меня лично просто сносит крышу.

Часть вопросов к мэтру поступала в записках. Мы спросили, как ему работалось в более распространённом в Америке жанре триллера.

— Понятно, что у нас в России тоже делают много триллеров, — отметил режиссёр. — Что не понятно — почему в России триллеры не идут. У нас не смотрят ни драмы, ни триллеры. У смотрят или комедии, или какие-то большие исторические патриотические фильмы. На них ходят, а триллер, — интересный, который захватывает, — никто не смотрит. Может, это действительно американский жанр?

Тоже находящиеся под впечатлением от фильма зрители попросили режиссёра рассудить, кто же такая всё-таки эта дива Софья Майер и что было у неё на уме?

— С одной стороны, она и манипулировала Андреем, и питалась им, и разрушала его, чтобы добиться от него чего-то невероятного, на что он, может, и не был бы способен, а, с другой стороны, — и любила, и презирала, и деньги на него поставила, — ответил автор. — Для меня это существо воплощает энергию и идею искусства, как великие Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Мария Каллас. Они себя разрушали, других разрушали, наживали состояние и теряли вновь… Сейчас таких женщин практически нет: в эпоху фитнеса и вегетарианства не поразрушаешь себя. Это стихия, океан. В неё нет добра и зла: сначала потопит, потом накормит, потом опять потопит.

Памятник Сталину, то есть, Грозному

Как у режиссёра, снявшего фильм «Царь» Лунгина спросили, стоит ли ставить памятник Ивану Грозному?

По мнению Лунгина, это скверная идея:

«Мне кажется, что Грозный — человек, который силой своей личности исказил историю России, отторг её от Европы. У нас не было Возрождения из-за него: он вернул нас в Средневековье, в жуткий архаический мир. Он был первым, кому пришла в голову идея разделить общество на «своих» — опричников и «чужих», всех русских людей —на палачей и жертв. Получалось, что те, кто оказался с палачами, могли делать с жертвами, что хотели. 

Сторонники этой идеи всегда вынимают, как засаленную карту, Генриха Восьмого. «А вот в Англии тоже! Жену задушил!». Во-первых, Грозный задушил шесть, а, во-вторых, Генрих умер в анафеме, отлучённый от церкви, и никому в нынешней Британии не придёт в голову поставить памятник Генриху Восьмому. Я не могу себе представить, что соберутся лондонцы  и скажут: «Эх, кнута бы нам, да посильнее!». Поэтому все эти разговоры ужасны. Это наша история, надо её уважать, но обожать безумца и тирана — просто глупо. Я просто против глупости. Всегда есть люди, которые считают, что если будут делить на жертв и палачей, то они будут в палачах. Но палачи часто превращаются в жертв».

Только мы подумали, что этот разговор легко экстраполируется на ситуацию с памятником Сталину в Архангельске, как беседа сама «вырулила» к вождю народов, когда Лунгина спросили о его планах снять фильм о советских репрессиях.

— Так, как русские мучили русских, так никто никого не мучил, — сказал гость. — Вы можете представить, чтобы  француз кормил француза селёдкой четыре дня и не давал воды? Тут что-то есть такое, что надо осознать и изжить в себе. Вы же понимаете, что памятники Грозному — это метафора памятнику Сталину? Кому нужен Грозный? Он старый идиот, умер 500 лет назад. Но почему так его любят? Потому, что это закомуфлированные споры о Сталине. Поэтому надо, да, снимать фильм о лагерях, но вы же не пойдёте его смотреть!

Павел Лунгин: «Так, как русские мучили русских, так никто никого не мучил».

Сосиски из упаковки и яблоки с дерева

На встрече на поверку оказалось, что не дано понять, как тот или иной вопрос отзывается в знаменитом госте. На какие-то, вдумчивые, он, наоборот, отвечал очень односложно, а на другие, вроде бы простенькие, — пространно.

Например, спросил 19-летний парень: «Сколько лет вашему зрителю?». А Павел Лунгин после короткого обмена репликами с юношой сплёл кружево продовольственных метафор на тему современной киноиндустрии:

«Фильмы для масс сейчас стали делиться, как сосиски в супермаркете. То есть, ты идёшь в супермаркет, чтобы купить два часа времени: там есть полка с комедиями, есть полка для детей, на которых можно купить баночку питания, есть полка с колбасой… А те, кто живёт этим, те, кто еще пытается заниматься искусством, — мы растём, как яблоки. А можно ли сказать яблоку, для человека какого возраста оно растёт? Кто откусит, того и спасём».