информационное
Начнём с главного и для детей: единый общероссийский номер детского телефона доверия — 8 800 2000 122.
Сегодня в нашей области работает три такие линии — в Архангельске, Северодвинске и Вельске. Второй год подряд накануне Дня детского телефона доверия (отмечается 17 мая) сотрудники служб и их потенциальные собеседники — школьники — общались не по телефону, а лицом к лицу — на детской пресс-конференции. Участие в ней приняли ученики 18 образовательных учреждений Архангельска.
Фото Артёма Келарева
У страха глаза велики
Сейчас в регионе на звонки детей и родителей отвечают около десяти консультантов. Прежде всего это профессиональные психологи.
Одна из девочек спросила: если ребёнка изнасиловали, но он не хочет заявлять в полицию или рассказывать родителям, как поступят специалисты службы?
— В любой кризисной ситуации, в которой ребёнок пережил насилие, безусловно, психолог в первую очередь оказывает психологическую помощь и поддержку, потому что ребёнок находится в очень сложном состоянии, — сказала консультант детского телефона доверия Анна Толстикова. — Первое, что мы делаем — помогаем ему оставаться психологически защищённым в этой ситуации. Бывает так, что наших ресурсов телефонного консультанта оказывается недостаточно, и нужна помощь либо юридическая, либо социальная, либо медицинская. В таком случае мы даём ребенку информацию, куда он может обратиться по месту жительства или, например, в аппарат уполномоченного по правам ребёнка. Мы выявляем ближайший круг общения ребёнка, ищем того, кто сможет помочь ему в этой ситуации. Может быть, он не готов сейчас идти в полицию, но будет готов потом, и тогда обязательно будет нужен взрослый, который может ему пройти этот путь.
Приходилось работать и с подростками на грани:
— Были звонки, когда подростки реально стояли на крыше дома и говорили: «Вы последние, кому мы сейчас позвонили». И мы «доводили» их до квартиры. Мы «снимали» с моста в Архангельске.
Консультанта спросили, как сотрудники «Детского телефона доверия» справляются с эмоциональным напряжением.
— В каждом учреждении, в котором работают консультанты, существуют комнаты психологической разгрузки, где каждый специалист может пройти сеанс релаксации для того, чтобы отработать те эмоции, с которыми звонят дети и взрослые, — пояснила Анна Толстикова. — А если сам консультант находится в стрессовой ситуации, у него у самого какие-то переживания, которые мешают работать, надо сообщить руководителю, чтобы он решил вопрос о подмене.
— А если звонят по пустякам, тогда что? — спросил один мальчик. — Из-за двойки, например?
— Я тоже работала консультантом на телефоне доверия, когда он только был создан, — сказала координатор службы детского телефона доверия в Архангельской области Ирина Бобровская. — И на первых порах телефонных розыгрышей было процентов 60. Мы не знали, что с этим делать. Но потом оказалось, что подчас это были такие первые пробные шаги: «Дай-ка я позвоню по ерундовому поводу и посмотрю, что они мне скажут. Если скажут что-то, что меня внутренне заденет и поддержит, тогда, может быть, я позвоню по серьёзному поводу…». И вот сейчас, после шести лет работы детского телефона доверия в Архангельской области, количество розыгрышей снизилось втрое. У детей появилось понимание, что это не игрушки, с ними разговаривают, как со взрослыми, не сюсюкаются и не говорят: «Ты говоришь ерунду, я с тобой разговаривать не буду». Такого не будет никогда. Потому, что каждый специалист понимает, что даже самый ерундовый повод может служить прикрытием какой-то сложной ситуации.
Анна Толстикова. Фото Артёма Келарева
Помогут, если попросишь
Мы спросили Анну Толстикову, можно ли в экстренных случаях поступиться анонимностью.
— Если ситуация серьёзная и требует вмешательства служб, — ребёнок не справляется с проблемой сам, — тогда мы говорим ему: «Мы можем оказать тебе помощь, если ты готов её принять», — ответила она. — При работе с «суицидальными» звонками любая анонимность нарушается: мы просим человека назвать свой адрес, — особенно, если ребёнок уже успел что-то сделать. Тогда мы обязаны сообщить в полицию и скорую, что поступил такой звонок. Но это происходит только с согласия абонента. Мы не можем определить, откуда человек звонит, кто он такой, где он учится и как его зовут. Бывает ведь, что звонят соседи и говорят: «По ночам за дверью кричит ребёнок».
— Когда человек не хочет, чтобы ему помогали, вы чувствуете беспомощность?
— Безусловно. Поэтому с консультантами ведётся работа по профилактике эмоционального выгорания. Потому что даже при идеальном консультировании ты не знаешь, что произошло с абонентом потом. Тебе кажется, что всё прошло хорошо, а вдруг человеку не так хорошо, как тебе показалось? При очном консультировании ты видишь результат, человек может сказать тебе «спасибо». А здесь ведь очень редко отзваниваются.
— Вы можете припомнить какой-то наиболее тяжёлый для вас звонок?
— Наверное, наиболее сложные с эмоциональной токи зрения звонки — это те, когда ребёнок испытывает или испытал какое-либо насилие и отказывается от помощи. Ты готов помочь, ты его поддержал, ты всё сделал, но он один, он боится, ему не к кому обратиться… Если его, например, бьют родители: классный руководитель не вмешивается, социального педагога нет, психолога нет, к директору идти не хочет, в полицию — страшно. Иногда даже дети говорят: «Я уже обращался, и стало еще хуже». Очень сложно работать с обращениями от детей, подвергшихся сексуальному насилию.
Фото Артёма Келарева
«Дети не знают своих прав»
На днях в Северодвинске мировой судья признал бывшую сотрудницу школы-интерната Галину Любову виновной в побоях 13-летнему воспитаннику учреждения.
Всё произошло 16 января 2015 года. Во время стрижки подопечных Любова ударила одного из мальчишек за непослушание — попросту дала подзатыльник. Вроде бы мелочь, но квалифицируется как побои. О случившемся в полицию сообщила парикмахер, ставшая свидетельницей. В результате осуждённая оштрафована на шесть тысяч рублей, а также она обязана будет выплатить три тысячи компенсации морального вреда в пользу потерпевшего.
По словам начальника отдела по надзору за исполнение законов о несовершеннолетних молодёжи прокуратуры Архангельской области Галины Королёвой, преступления сотрудников государственных образовательных учреждений против детей — это единичные случаи.
— Сейчас на контроле прокуратуры области расследование по одному делу: жестокое обращение с ребёнком вменяется в вину сотруднику детского сада. Но пока ещё дело в суд не направлено, производство по нему не завершено. Других подобных фактов в текущем году не установлено.
Мы спросили сотрудника надзорного органа, кто чаще всего сообщает о жестоком обращении с детьми.
— Преступления против несовершеннолетних обладают высоким уровнем латентности. То есть, дети, как правило, никуда не обращаются. Обычно заявление подают родители, близкие родственники, педагоги. Зачастую факты жестокого обращения выявляются, когда ребёнок идёт к врачу, и сотрудники учреждений здравоохранения уведомляют органы внутренних дел о том, что вред здоровью мог быть нанесен в результате противоправных действий третьих лиц. В таком случае проводится проверка и при наличии оснований возбуждается уголовное дело.
Понятно, что воспитанники школ-интернатов родителям рассказать о таком не могут. В их случае всё может открыться в ходе проверки сотрудниками органов опеки и попечительства, прокурорских проверок, психологических исследований.
Когда подросток убегает из детского дома, сотрудники органов внутренних дел всегда проверяют, не связано ли это с жестоким обращением то ли воспитателей, то ли сверстников.
— Как поступить ребёнку, когда никто не может подтвердить того, что его избили?
— Когда мы говорим, что жертвой преступления стал несовершеннолетний, никаких доказательств самому подростку представлять не надо. Он может обратиться с заявлением, и проверка будет проведена следственными органами. Их задача — установить обстоятельства дела и найти соответствующие доказательства. Если есть телесные повреждения, они фиксируются, выясняется характер травмы, каким образом она могла быть получена.
— Почему дети редко обращаются в правоохранительные органы?
— Во-первых, дети не всегда понимают, что против них совершено преступление. Я знаю, что проводилось анкетирование среди несовершеннолетних: что они вообще относят к категории преступлений? Допустим, кражу подавляющее большинство не относило к преступлениям вообще: «Подумаешь, взял чужое…», — так порой думают подростки. Поэтому, кто-то из несовершеннолетних вообще не предполагает, что против них совершено преступление. Ребята рассуждают: «Подрались, ну, что здесь такого? Ну, подзатыльник дали…». Во-вторых, подростки не знают, куда можно обратиться. И, в-третьих, дети не знают своих прав.