Понять, о чём бабушка поёт

Современный Боян — исполнитель русских былин, сказов и песен — в Архангельске впервые, хотя бывать на северной земле не с концертом, а с фольклорно-этнографической экспедицией ему приходилось. В 2008 и 2009 году он был на Мезени в составе экспедиции Санкт-Петербургского университета. А до того, в 2004 году, побывал на Пинеге и Устье.

О том, каково быть сказителем в XXI веке, Александр Маточкин рассказал  ИА «Регион 29».

Фото Артёма Келарева

У каждого своя песня

— Как считаете, то, чем вы занимаетесь, — сказительство, — это анахронизм сейчас, в наши дни?

— Нет, наоборот. Наоборот, конечно. Рок-, поп- и прочих групп у нас сейчас куча. Это начинает отмирать: их много, так что уже перебор. Создать сотую или двухсотую рок-группу — это, по-моему, неинтересно. Должно появляться что-то новое. А ведь всё новое — это хорошо забытое старое. Сейчас интересно обращение к корням, поднятие забытых пластов культуры.

— Традиционный фольклор — это своего рода музейный экспонат или динамичная структура?

— Традиция — это не что-то затвердевшее. В отличие от других форм культуры, традиция не может стоять на месте. Она передаётся от человека к человеку и всегда принимает какой-то новый вид, вибрирует. Наряду с этим, есть каноны, устои, которые никуда не уходят. Они не могут устареть, и любые новые опыты, в том числе, и мой, опираются на них. Я вот, например, не крестьянин — человек из города, с высшим образованием, с другим мировоззрением. И моё сказывание, конечно, отличается по содержанию от того, как сказывал бы безграмотный деревенский сказитель. Так что, хотя я и воспроизвожу старинную форму, содержание она приобретает совсем другое. Фольклор не изменяется, он просто существует. Изменение, конечно, есть, но оно направлено внутрь, вглубь. Вот, например, в иконописи не изобретаются же каждый день новые формы. Зато есть возможность углубить и расширить то, что уже есть.

— А каким образом содержание традиционных форм меняется?

— Дело в том, что содержание фольклорных текстов не в них самих, а во всём том, что вокруг них находится. Эти песни пелись веками. Садились рядом разные люди и пели одну и ту же песню. Но у каждого песня получается своя, потому что за ней стоит жизнь вот этого человека, который её исполняет. Так и в моём случае. И любой, кто после меня присоединится к этой традиции, точно также будет петь про себя. В этом смысле песня всё равно всегда звучит по-новому. Форма была создана такая ёмкая в древности, что в ней уютно любому человеку, и он с её помощью может решать свои жизненные задачи.

— Почему вы вообще обратились к былинам-старинам?

— В молодости я слушал разную музыку. И сейчас я иногда исполняю обработки песен тех, кого я раньше слушал — Бориса Гребенщикова, Александра Башлачёва, Александра Вертинского. Но когда всё это уже переслушаешь, начинаешь искать что-то новое, то, что в душе отзовётся. Я в сказительство погружался постепенно. Сначала эти былины тоже не мог воспринимать: слушал и не понимал, за что там зацепиться. Это была словно с другой планеты музыка. И меня задевало немного: как это так получилось, что исконно русская музыка мне чужда. Почему такая нестыковка? Почему я, русский, не понимаю, о чём моя бабушка поёт? Начал разбираться, а потом увлёкся.

— Вы поэтому и используете гармонь? Чтобы облегчить слушателям путь к истокам?

— Классическое русское исполнение былин и песен — без инструментов, только голос и тишина. Гармонь — это шаг в сторону современной культуры. Да, чтобы сделать музыку немного более понятной людям, я пою кое-что с привычной гармонью. А когда один голос — архаика бьёт сильно. Кому-то с гармонью больше нравится. Мне-то самому интереснее, конечно, петь, как бабушки и дедушки поют, без гармони. Просто садятся и поют. Такая практика пения долгими-долгими веками вырабатывалась.

Фото Артёма Келарева

Как с иконой

— Есть ли сейчас условия для того, чтобы жанр былины возродился на новой почве? Сейчас, например, сочиняют современные басни — про политиков…

— Нет, в былинах всё-таки есть канон. Знаете, как в церковной службе: она такая, какая есть, и не меняется. Взять, к примеру, икону. Её нельзя раскрашивать в модные цвета, придавать модные формы. Есть каноны: должны быть определённые цвета и формы. Так и здесь. Это выработано веками, много людей над сказыванием былин поработало… Каноническая форма должна сохраняться. Надо просто её понять. Я пытаюсь понять, что чувствовали люди, которые садились и часами сказывали монотонно былины или пели песни с витиеватыми распевами.

— А долго нужно учиться сказывать?

— Да всё время. Я включил эти песни и сказания в свою жизнь, и теперь они со мной постоянно. Тебе грустно или весело, и ты запел. Я своё направление называю — «домашнее пение». Бывает, слушатели собираются у меня дома. Моя обычная аудитория — самое большее, двадцать-тридцать человек. Когда двадцать, я ещё понимаю, кому я пою. А тридцать — уже многовато. Для русской песни такое домашнее бытование традиционно, сцены она не знала.

— Тогда вам, наверное, непривычно будет на сцене выступать сегодня?

— Да нет, хорошо всё будет. Придут знакомые люди, из тех, кто к нам приезжал в Питер, кто интересуется родным. А для меня все, кто по-доброму относится к русской культуре, — это моя родня. К тому же я из дома привёз полотна, которые у меня на стенах висят, половичок свой, чашечку свою. Гармошка со мной, друг верный. Кстати, это, пожалуй, первый для меня опыт сольного выступления в клубе.

Для души и тела

— Увлечение фольклором накладывает отпечаток на вашу повседневную жизнь?

— Это неизбежно. Для меня традиционная русская песня — это часть жизни. Большая часть. Я в основном этим и занимаюсь. Я не только пою и сказываю сам, но и стараюсь распространять в интернете фольклорные записи. Существует же огромный песенный фонд, существует огромное богатство интересной необычной музыки. Ведь каждая деревня пела по-своему. В основном я занимаюсь северным фольклором. У меня задача небольшая — попробовать пожить в фольклоре, и чтобы он во мне пожил.

— У вас есть дом в деревне. Никогда не хотелось туда окончательно перебраться?

— Хотелось, хотелось… Может быть, это когда-нибудь произойдёт. Скорее всего, произойдёт. Просто, сами понимаете, деревня умерла, и если туда переезжать, то добрую часть города надо брать с собой. Сейчас не редкость, когда жители больших городов перебираются на село. Это общее движение. Опять же, это то же самое, с чего мы начали беседу: люди начинают искать что-то новое. И деревня для многих становится тем, чего нет в обычной жизни.

— И что же такое в деревне и в фольклоре ищут?

— Людям для нормального существования в принципе необходимо петь: полезно для души и для тела. Причём надо правильно петь, по-хорошему. Привлекает то, что старинное пение проверено временем. Достаточно один раз попробовать, чтобы понять, как хорошо становится.