информационное
Флейтист родился в семье певца, заслуженного работника культуры РФ Валерия Малишавы, так что заниматься музыкой ему, как говорится, сам Бог велел. Хотя с фортепиано у Отара не сложилось.
— Из того, что вы рассказываете о своём детстве, выходит, что на ваш выбор музыкального пути очень сильно повлияли педагоги. Если бы вас преподаватель фортепиано линейкой по рукам не бил, всё могло бы сложиться иначе?
— Это может быть одной из причин, потому что возраст был такой: первый класс, мальчишеские соблазны. Все гуляют, бегают, а ты идёшь на фортепиано, тебя там начинают строить, строго слишком. Может, и не строго, может, это мои детские впечатления. Два класса, тем не менее, отучился, но на третий год сказал: «Всё, не хочу больше! Надоело». Не получилось связать свою жизнь с инструментом. Хотя в дальнейшем мне эта подготовка всё же помогала.
— Наверное, почти все мальчишки и девчонки независимо от способностей когда-нибудь хотели стать музыкантами. Но почему именно классическая музыка? Ваши сверстники в то время, наверное, слушали записи всяких рок-групп.
— Ну, всё-таки в музыкальной школе даётся серьёзная подготовка. Там изучают творчество композиторов, сольфеджио, музыкальную литературу. Как-то втягиваешься. Хотя, конечно, слушали и эстрадную, и рок-музыку, когда были подростками. Всю эту музыку я до сих пор помню, и группа «Queen» по-прежнему моя любимая. «The Beatles» мне как-то меньше нравятся, я больше к тяжёлым группам тяготею.
Когда я продолжил заниматься в музыкальной школе, а потом и в училище, интерес к классической музыке возрос. Да, музыкантами стремятся стать многие, но кого-то привлекает внешний антураж сцены. Классическая музыка отнимает достаточно много сил. Тут, как в спорте: нужны ежедневные занятия: кропотливые, усердные и под руководством тренера или педагога. Потому что на эстраде в основном самоучки: слушаешь, начинаешь играть, развиваешь способности… Хотя многие рок-музыканты получили классическое музыкальное образование: тот же Ричи Блэкмор играл на виолончели, Фредди Меркьюри — на фортепиано. Это им, конечно, помогало. Остальные же свой стиль, свою музыку делали сами. Понятно, что это тоже труд, и тоже требует ежедневных репетиций. Но именно классическое исполнение, например, у пианистов, духовиков, — это вообще тяжёлый труд: стоять по четыре-пять часов в день, дышать... Ведь исполнительское дыхание — это очень энергозатратный процесс.
— То есть, классическая музыка более располагает к тому, чтобы заниматься ею профессионально?
— Да, тут серьёзный подход. Надо более глубоко изучать какие-то стили и способы звукоизвлечения. Конечно, у каждого своя музыка и свой слушатель, но мне кажется, что классическая музыка — нечто более серьёзное.
Флейте нужно соответствовать
— У вашего инструмента, у флейты, какой характер?
— Я считаю, что инструмент должен определять характер человека. Если он начинает играть на этом инструменте, он должен свой характер подстраивать. Я думаю, что каждый музыкант про свой инструмент скажет много разных слов — и хороших, и не очень. Флейта — это лёгкий инструмент, подвижный, яркий. В нижнем регистре она может звучать достаточно плотно, мощно. Верха — светлые. Традиционно же флейтам в оркестре дают играть птичек, ветерок, что-то воздушное.
— И каким должен быть флейтист, чтобы такому инструменту соответствовать?
— Он должен быть достаточно энергичным, не должен унывать, всегда быть позитивным. Я и студентам всегда говорю, что под флейту надо подстраиваться. Флейта не терпит меланхоличных, грустных, унылых людей. Ей нужно соответствовать. Потому что мы, музыканты, исполнители, от нас этого ждут.
— У флейтистов есть какой-то идеал инструмента? Как Страдивари у скрипачей?
— Были свои мастера, но, я думаю, что те инструменты вряд ли сохранились. Те мастера, например, Иоганн Кванц, были реформаторами, придумывали разные механические новшества. Сначала флейты были деревянные, несовершенные. Потом появились металлические корпуса — кованные, штампованные, ручной работы. Конечно, и сейчас мастера есть, некоторые из них сами — бывшие флейтисты. Иногда флейтам дают имена музыкантов. Мастера всё время в тонусе, всегда ищут новые решения, новые материалы: применяют новые технологии в форме головки, клапана.
— Вы — организатор и председатель жюри конкурса юных исполнителей на духовых и ударных инструментах «Ступени роста». Есть ли у вас на будущее другие фестивальные планы?
— В ноябре этого года мы хотим запустить новый проект: провести в Архангельске северо-западный этап международного фестиваля-конкурса юных исполнителей на деревянных духовых и ударных инструментах имени Юрия Должикова. Приедут музыканты из Санкт-Петербурга, Вологды, Череповца и Петрозаводска.
Есть ли жизнь после музколледжа?
— Как вы в принципе оцениваете уровень развития культуры в Архангельске?
— Уровень достаточно высокий. Есть театры, областной драматический и молодёжный театр Виктора Панова, которые запускают множество интересных проектов. Поморская филармония часто приглашает прекрасных музыкантов, проводит фестивали — «Белые ночи», «Похвала органу». Приезжают замечательные музыканты. На концертах с Архангельским государственным камерным оркестром выступают отличные солисты, люди с мировым именем. Хорошо, что наша публика может за небольшие деньги — в сравнении со столичными ценами! — может послушать, сравнить и получить представление о творчестве какого-либо исполнителя. Я бы сказал, что культурная жизнь у нас всё-таки не затухла. Хотя, по большому счёту, культура должна не просто жить, но и развиваться. Даже на примере наших музыкальных школ: они ездят на фестивали и конкурсы, потом идут дальше учиться, а потом уже приезжают с концертами в родной город. Вот Аня Серова, альтистка, у нас училась, а сейчас живёт в Италии. В прошлом году приезжала к нам с концертом.
— Значит, есть такая северная школа?
— Можно и так сказать. Из Архангельска выходят и духовики, и струнники, и пианисты, и вокалисты. Наши ребята становятся лауреатами международных конкурсов, где само по себе участие является показателем.
— Какие у ваших студентов из музыкального колледжа перспективы в Архангельске? Где они здесь смогут себя реализовать?
— К сожалению, да, здесь возможностей реализации не так много. Какая работа может быть? В музыкальных школах педагоги нужны, их сейчас не хватает. Духовиков мало. По медным инструментам вообще практически один педагог. По флейте тоже недостаточно, если честно. А в исполнительском плане… Оркестр филармонический у нас собирается только раз в году. Держать форму и заниматься, чтобы три раза год где-то выступить, — какой смысл? Пока существует городской духовой оркестр имени Васильева в Соломбале и духовой оркестр МЧС по Архангельской области. И в Северодвинске ещё есть оркестр. В исполнительском плане только такие варианты. В филармонию еще можно устроиться, но там работа тоже достаточно эпизодична. Если бы оркестровые концерты проходили регулярно, если бы были хорошие программы, мне кажется, публика не оставила бы их без внимания. Камерный оркестр играет более серьёзную музыку, у них свой слушатель. Здесь можно было играть музыку более популярную, например, польки.
— Наверное, те, кто учится музыке, в первую очередь думают о выступлениях, а потом уже — о преподавании…
— Конечно, мало кто учится с мыслью: «Вот я закончу и пойду преподавать». Я тоже не думал, что займусь преподаванием. А сейчас я вижу, как мои ученики выступают на международных конкурсах. Многие уехали. Например, Аня Житнухина из Северодвинска сейчас живёт в Бельгии, поступила на баррочную флейту. В прошлом году, летом, она играла с Камерным оркестром сюиту Баха си минор № 2. Вот Виктор Воробьев — солист филармонии, прекрасный флейтист. Для педагога то, что его ученики добиваются успеха, — это большая радость.